Вернувшись в гостиницу и не застав там ни Бона, ни Римбольда, мы стали держать совет вдвоем.

— Ты догадался, кто такой таинственный возлюбленный этой дурочки? — вопросила Глори. В ответ я недоуменно развел руками:

— Какой-то молодой хлыщ из обеспеченного и наверняка древнего рода. Раз уж там настолько щепетильно относятся к невестам, будто выбирают будущую королеву… Ой! Неужели ты хочешь сказать…

— Какой ты у меня сообразительный! — взъерошила мне волосы жена. — Да, я почти уверена в том, что Сирина очаровала моего дражайшего кузена принца Унгдума. Помнишь, она обмолвилась о том, что ее милый, и без того знатный, скоро будет вознесен на небывалую высоту? А ведь Унгдум через год с небольшим официально взойдет на престол.

— Тогда я не понимаю, в чем проблема, — пожал плечами я. — Если этот твой кузен действительно так влюблен, что готов связать с ней свою судьбу, то она могла просто послать ему письмо с этой пронырливой старушонкой или любым другим слугой. У принца явно больше возможностей выпросить у папы волшебные слезы, чем у двоюродной племянницы, которую тот знать не знает.

— Я тоже об этом думала. Но ведь может статься, что они не ладят друг с другом. И, самое главное, бедняжка боится — совершенно справедливо, с моей точки зрения, — что ни Унгдум, ни Неодор не захотят выручать обворовавшую их особу. А если и захотят, то о свадьбе с принцем она может забыть навсегда.

— По-моему, лучше быть живой старой девой, чем мертвой невестой инфанта.

— Не сомневаюсь. Но не нам ее судить. И уж коли мы обещали помочь, то давай подумаем, под каким предлогом лучше выпросить у дядюшки Неодора немного волшебной водички? У меня есть одна идейка, но для ее осуществления тебе, бедняжка, придется еще немного побыть лордом Сэдриком.

— Ох, только не это! — схватился за голову я. — Одно дело — эта девица, которая настолько подавлена, что не совсем адекватно воспринимает окружающую ее действительность, и совсем другое — королевский дворец! Они же меня враз раскусят!

— Не раскусят. Райвэлл от Тилианы довольно далеко, и какие манеры у тамошнего дворянства, тут представляют весьма смутно. В крайнем случае решат, что ты просто дурно воспитан. Обещаю, что не стану чересчур сильно за тебя краснеть. Постарайся только не слишком вживаться в роль и не вызывать любого придворного хлыща на дуэль за косой взгляд.

— Еще чего не хватало!.. Постой, так ты это что, серьезно?

— Разумеется, — невозмутимо кивнула негодяйка.

— Да посмотри ты на меня! Какой я, к бесу, лорд?! Глори критически оглядела меня со всех сторон и поцокала языком:

— Да, не очень…

— Вот видишь! — с огромным облегчением вздохнул я. Как оказалось, преждевременно.

— …но мы это исправим! — оптимистически закончила моя вредная супруга, вставая. — Сиди здесь, никуда не уходи и привыкай к тому, что ты — лорд. Зеркало тут большое, так что можешь потренироваться в поклонах. Я скоро вернусь. Где у нас там ясак КГБ?

Вернувшийся часа через полтора Римбольд не иначе как подумал, что у меня съехала крыша. Я важно расхаживал по комнате взад-вперед, положив руку на эфес и кидая по сторонам горделивые взоры, время от времени то склоняясь в поцелуе к воображаемой ручке, то отвешивая полный достоинства (как я надеялся) поклон. Поклонившись в очередной раз, я встретился глазами с нашим гномом. Он стоял на пороге комнаты, боясь пошевелиться, и на его физиономии был написан явный ужас.

— Готовлюсь к своему первому выходу в свет, — как ни в чем не бывало пояснил я. Бородатый осторожно кивнул и попятился.

— О, Римбольд!

— А! — подскочил на месте гном, так неожиданно прозвучал у него за спиной голос вернувшейся Глори.

— Как чудесно, что ты появился! — Моя принцесса схватила обалдевшего гнома за плечо и потащила его в комнату. — Мне срочно требуется твое профессиональное мастерство.

— Мое что?

— Ну ты же, если мне не изменяет память, придворный парикмахер?

— Да.

— Великолепно! Тогда мой руки, готовь инструменты и приступим. Времени в обрез! Карета ждет у дверей! — С этими словами она бросила на стол два здоровенных свертка.

— К-какая карета? — хором вопросили мы с Римбольд ом.

— Самая обыкновенная, — не моргнув глазом, ответствовала Глори. — Дерево, бархат, позолота. Плюс четверка настоящих белых лошадей… Во имя всего святого, мальчики! Хватит на меня таращиться! Времени действительно не так уж много — через два часа у нас с Сэдом свидание с Его королевским высочеством принцем-консортом Неодором.

По прошествии часа я тупо пялился в зеркало и гадал, откуда у того странного типа, который глядел на меня, мои глаза. Кроме цвета и формы глаз, тип нисколько не походил на моего хорошего знакомого Сэда, да и те я с трудом спас от линз карего цвета. Глори, разумеется, ворчала, но я уперся рогом — и она сдалась. Зато во всем остальном они с гномом, быстро вошедшим во вкус, поиздевались надо мной на славу.

На подбородок мне прилепили бородку клинышком, а под нос — тоненькую ниточку усов, по-дурацки закрученных кверху. И бородка, и усы были пепельного цвета (последний писк моды, по заверению Глори, — и отчаянный писк, исторгнутый мною). Мою буйную темно-русую шевелюру обкорнали «под горшок», выкрасили под цвет бородки и натянули набекрень жутко узкий и неудобный берет с усыпанной жемчугами брошью и пышным пером белой цапли, спускающимся на плечо. Но берет — это еще цветочки! Вся остальная одежда — начиная от жилета, настолько густо вышитого драгоценными и полудрагоценными камнями, что в нем можно было смело встречать прямой секущий удар двуручника, и заканчивая лосинами в обтяжку, у которых штанины были разного цвета, — являла собой просто верх неудобства и глупости. В довершение всего следовали полкило колец, цепочек, запонок и прочей драгоценной дребедени, включая цельнозолотой наборный пояс на бедрах, к которому с одной стороны был привешен такой же вычурный и омерзительно короткий кинжал (абсолютно тупой, чтоб я сдох!), а с другой — кошелек.

Обнадеживало одно — в эдаком виде меня уж точно никто не узнает. А если гном когда-нибудь проговорится, то я сверну ему шею!

К моему удивлению, Глори, над прической которой как раз колдовал вышеупомянутый гном, вооруженный расческой и щипцами для завивки, оглядела меня с явным одобрением.

— Очень мило. Пожалуй, я передумала, милый. Я не стану за тебя краснеть.

— Зато я стану! — прорычал я, пытаясь хоть немного ослабить немилосердно сжимающий горло воротник кружевной сорочки.

— И ты не станешь, — «обнадежила» меня нахалка. — Потому что сейчас Римбольд закончит и я возьмусь за твое лицо.

— А что такое с моим лицом? — испуганно отшатнулся я.

— Ничего особенного. Нужно всего лишь чуть подкрасить губы, чуть удлинить веки, а все остальное — к разговору о покраснении — густо напудрить. Благородная бледность сейчас в моде. А пока давай повторим, что ты скажешь моим августейшим родственничкам… Короче, когда еще через полчаса мы вдвоем катили в действительно ожидавшей у дверей карете по направлению к королевскому дворцу, я находился в состоянии, близком к паническому. Слегка радовало одно: Глори, затянутая в корсет, была более всего озабочена собственным дыханием, и на подкалывания в мой адрес у нее просто не было сил. Впрочем, справедливости ради стоит признать: роскошное платье было моей супруге весьма к лицу. Я поделился с ней этим тонким наблюдением и предложил по возвращении в Дыру прикупить нечто похожее. В ответ мне продемонстрировали кулак и зловещим хрипом пообещали жестоко изувечить следующим после «этой дряни Сирины ле Берж»!