Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как раз на этих словах подошел Борис Ламперт, невысокий, полноватый, в очках с толстыми линзами. Он иронически спросил:
— А дружбу кавказских народов с еврейским ты почему не упомянул? Знаешь анекдот? Ереванское радио спрашивают: «Что такое дружба народов?» Радио отвечает: «Дружба народов — это когда все народы, русский, грузинский, украинский, берутся за руки и все вместе идут бить евреев».
Все рассмеялись. Китаец Ли внимательно слушал, склонив голову, а потом горячо сказал:
— Наш великий кормчий товарищ Мао Цзэдун учит нас, что китайский народ и русский народ — друзья навек.
Римма, отойдя немного в сторону, стала напевать, улыбаясь и слегка виляя задом:
Тариэль хотел опять что-то возразить о дружбе народов, но в этот момент вошла еще одна гостья, испанка Фернанда. Уловив последние слова, она вступила в разговор со всем своим огненным испанским темпераментом:
— Кто это опять говорит о дружбе народов? Тариэль приглашал меня с братьями к себе в Гагры, мы жили у него в гостях. Принимали нас прекрасно, с настоящим грузинским гостеприимством. Но мы видели, что коренное население, абхазцы, недовольны грузинским засильем и вообще грузин не любят.
Тариэль упрямо затряс головой, но Лиля обняла новую гостью за плечи и подвела к родителям:
— Это мой хороший дружочек Фернанда Гомез. Мы зовем ее донья Фернанда.
Фернанду еще девочкой привезли в Россию в 1938 году с большой группой детей испанских коммунистов. Их спасли от фашистов во время гражданской войны в Испании и воспитывали в специальном детском доме.
Услышав это имя, Павел подошел к ней вплотную и с высоты своего роста стал пристально вглядываться в ее лицо. Фернанда смутилась, растерянно оглянулась на Лилю.
— Вас зовут Фернанда? — спросил Павел.
Она снизу вверх посмотрела на него и задорно ответила:
— Да, я Фернанда Гомез. Почему вы спрашиваете?
Павел повернулся к Марии и воскликнул:
— Маша, так ведь это она! Она, та испанская девочка!
Фернанда удивилась:
— Кто это «она», это я — «она»?
— Да, это вы, та девочка, которую мы встречали на вокзале, когда вас привезли вместе с другими испанскими детьми. С вами были братья и сестра.
— Да… — Фернанда тоже внимательно вглядывалась в Павла и вдруг воскликнула: — Вы дядя Паолин?
— Да, вы меня так прозвали — Паолин.
— Я вспомнила, я вспомнила! — закричала Фернанда и вдруг расплакалась: — Я помню, вы показались мне похожим на моего папу, такой же высокий и с рыжими волосами…
— Ну да, вам тогда было лет пять, вы потянулись ко мне, я взял вас на руки…
Фернанда кинулась к Павлу и по-детски прижалась к нему:
— Почему вы со мной говорите на «вы»? Не надо… — и всхлипывая, быстро-быстро заговорила: — Это ведь было… это было восемнадцать лет назад. Ровно столько, сколько я живу в России. Но я все вспомнила, я вас называла Паолин, вы потом приходили к нам в детский дом и приносили коробки конфет всем испанским детям. А потом вы куда-то неожиданно пропали и больше ни разу не пришли. Я ждала вас и скучала. Почему вы не приходили?
— Милая Фернанда, как тебе это сказать? Я был арестован и шестнадцать лет провел в заключении.
— Вас арестовали? — переспросила Фернанда, и в ее темных глазах сверкнул гнев. — Такого человека? Это, наверное, из-за Сталина, да? Ох, как я его ненавижу!
Лиля с удивлением наблюдала эту сцену, никогда она ню видела гордую испанку Фернанду такой размякшей, плачущей.
А Павел вспоминал, как восемнадцать лет назад журналист Михаил Кольцов, приехавший из Испании, рассказывал: отец Фернанды был богачом, графом, жил в своем замке, но затем активно выступил против фашистского диктатора Франко и примкнул к движению республиканцев. Когда они проиграли гражданскую войну, граф с женой, спасая своих четверых детей, согласились отправить их в Россию. Вскоре после этого их арестовали. Но дети не знали об аресте родителей, и Кольцов просил не говорить им, пока не вырастут.
Павел осторожно спросил Фернанду:
— Твои братья и сестра в порядке?
— Да, все в порядке. Только мой старший брат был контужен на войне и ослеп. Он большой герой, у него орден Славы. Он хоть и слепой, но окончил юридический институт, работает, женился. А другой мой брат стал известным футболистом. Знаете, ведь все испанцы — футболисты от природы. Он нападающий в команде «Торпедо», чемпион Советского Союза. Если вы любите футбол, вы должны знать о нем.
— Значит, вы все прижились здесь.
— Может, мы и прижились, но все-таки хочется в Испанию, в свою страну. Недавно футбольная команда брата ездила туда на игру, но его не выпустили: боятся, что он останется там, станет невозвращенцем. А он хотел узнать про наших родителей, ведь мы все эти годы о них ничего не слышали, никаких писем не получали. Мы даже не знаем, живы ли они. Но его не выпустили. Безжалостные люди! — она взглянула на Тариэля: — А ты говоришь о дружбе народов. Да в чем она?
Павел подумал: «Может, ее родителей давно уже нет в живых».
Он обнял Фернанду:
— Надо надеяться, что когда-нибудь вы все сможете поехать в Испанию.
Фернанда гневно сверкнула черными глазами:
— Когда? Мы ждали, что после речи Хрущева на XX съезде что-то улучшится в отношении поездок за границу. Тогда кто-нибудь из нас смог бы побывать в Испании. Но ничего не изменилось. Вот я и спрашиваю: когда? — Она даже нетерпеливо притопнула ножкой.
* * *
Лиля подвела к родителям Бориса:
— Это Боренька Ламперт, мы зовем его Борька-Америка, потому что он родился в Америке.
Павел с интересом посмотрел на урожденного американца:
— Вы родились в Америке?
— Да, мои родители эмигрировали оттуда в Россию в 1935 году, когда мне было четыре года.
Павел что-то вспоминал, спросил:
— Как зовут ваших родителей?
— Отца — Израиль, а маму — Рахиль, по-английски Рейчел.
— Ваш отец инженер?
— Да.
Павел воскликнул:
— Значит, я знал ваших родителей в те годы, когда они только иммигрировали.
— Вы знали их?
— Да, думаю, что знал. Сейчас установим: вы фамилию Виленский от них слышали?
— Кажется, родители рассказывали мне о каком-то Виленском, крупном проектировщике, которого арестовали, послали рабочим на строительство Беломоро-Балтийского канала, и потом они узнали, что там он умер.