Обаятельно улыбнувшись, Торриен убрал руку. Затем помог девушке встать и последовал за ней.

Иллиана не противилась, тем более что ее желания все равно вряд ли играли хоть какую-нибудь роль. Сама-то она с удовольствием осталась бы здесь и целовалась с Торриеном до глубокой ночи. Но, признайся она в этом хотя бы себе, наверняка ни к чему хорошему это бы не привело.

Обратно они шли по той же узкой дорожке вдоль кустов и дивных цветов. Иллиана снова рассматривала все вокруг с не меньшим интересом, чем прежде, а Торриен молчал, изредка бросая на нее короткие взгляды.

Чем дальше они уходили от скалы, тем меньше вокруг было растительности. То и дело слева и справа от них вырастали двух и трехэтажные дома из белого камня с желтыми, блестящими на солнце крышами. Черепица на них была уложена таким образом, что казалась немного вогнутой, и заканчивалась водостоками в форме красивых полукруглых завитков. Иллиана догадывалась, что в этих домах на окраине города явно жили простые наги, не знатного происхождения, ведь до центра здесь так далеко. Однако, если предположить, что местные жители являлись самым низшим и бедным слоем населения Верхней Шейсары, то страшно было представить, насколько же богата верхушка, живущая неподалеку от дворца.

История мирайской богини уже окончательно вылетела из женской головы, уступив место более материалистичным размышлениям. Иллиана вспоминала слова Фендора. Выходит, друг был прав, когда говорил, что наги закрылись такой огромной стеной именно для того, чтобы не делиться своим богатством с людьми? Чтобы не смотрели жители Нижнего города на достаток мираев и не завидовали?

В какой-то момент Иллиана не смогла сдержаться и все же проговорила:

— Торриен, могу я задать тебе один вопрос?

Мужчина повернулся к ней с легким любопытством и кивнул.

— Почему Верхняя и Нижняя Шейсара разделены стеной? Я не понимаю. Мы живем в одном городе, но так, словно в разных. У вас вокруг такая красота… А у нас…

Девушка побоялась договаривать. Рассказывать, что в Нижней Шейсаре множество нищих, есть даже целый район трущоб, в который простым людям лучше не соваться. И нет ни одного квартала, где было бы хоть на десятую долю так же красиво, как здесь.

Торриен глубоко вздохнул и посерьезнел.

— Наши города и правда закрыты друг от друга. Таков древний закон, которому уже очень много веков.

— Но это ведь неправильно! — воскликнула Иллиана, на мгновение совершенно забывшись. — Глупо! Я представляю, сколько золотых аспидов тратится царем на одно только мытье ваших улиц! А ведь эти деньги могли пойти в наши приюты! Ты знаешь, сколько у нас беспризорных детей и нищих? Я, конечно, понимаю, что царь — сам мирай и до людей ему должно быть мало дела…

Дальше девушка не сразу поняла, что произошло. В один миг все закрутилось, и вдруг она оказалась прижатой к теплой каменной стене. Это был чей-то забор, ограждающий территорию невысокого особняка поблизости.

Спину обжег камень, разогретый на солнце.

Воздух вышибло из груди.

Торриен стоял напротив, уперев обе ладони по обеим сторонам от ее лица. Его золотые глаза ярко сверкали.

— Ты забываешься… Иллиана, — тихо, с легким рычанием проговорил он. Но на слогах ее имени его голос все же дрогнул, пропустив мягкую, волнующую кровь вибрацию.

— Прости…те, — прошептала она, вдохнув слишком много его пьянящего запаха, воздуха, разогретого его телом. Чересчур много для того, чтобы понимать смысл сказанных им слов.

Иллиана не успела испугаться. Да и не смогла бы, видя его лицо так тревожно-близко, ощущая, как его дыхание касается ее кожи. А в следующее мгновение его взгляд упал на ее губы, и вовсе лишив последних мыслей.

— Когда царица Ава подожгла себя черным огнем гессайлахов, — неожиданно проговорил Торриен, не сводя глаз с ее губ, — земля, которой коснулось это страшное колдовство, стала проклятой. На том ужасном месте был построен храм Иль-Хайят, чтобы святость молитв мираев могла компенсировать тьму, пропитавшую землю. После смерти Авы ее дети изменили русло Золотой реки, создав вокруг храма Иль-Хайят небольшой остров, окруженный озером. Вся земля под храмом была залита каменным составом, чтобы до проклятой почвы было не добраться. Было сделано все, чтобы изолировать прикосновение гессайлахов к Шейсаре. Но этого детям Авы показалось мало. Они отделили людей от змей огромной стеной, создав два города в одном. Чтобы ни один человек не мог зайти к нам без позволения. — На этом моменте он вдруг понизил голос. Золотые глаза сверкнули металлом. А затем он закончил: — Чтобы страшное колдовство, совершенное однажды человеком, не могло повториться вновь…

На последних словах Иллиана перестала дышать. Она широко распахнула глаза, не веря своим ушам.

— А разве такое возможно? — выдохнула она.

— Нет, — покачал головой Торриен и неожиданно отпустил ее, выпрямившись. Его высокая широкоплечая фигура перестала закрывать собой солнце, и яркий свет, резанувший глаза Иллиане, вмиг прогнал из головы мрачный налет древней легенды. — Предосторожностей вполне достаточно. Ава, в бытность свою человеком, была сильной колдуньей, повторить ее “подвиг” невозможно. А если бы и было возможно, наш город достаточно защищен.

Девушка выдохнула, отталкиваясь от стены и вставая рядом с мираем.

— И все же вы боитесь, — ухмыльнулась она.

Она вовсе не насмехалась над мираями. Легенда была слишком страшна, чтобы смеяться. Но девушке нравилось думать, что причина изолированности нагов именно в страхе, а не в природной жадности и жестокости.

Торриен повернулся, бросив на нее короткий, острый взгляд.

— Мы не боимся. Мы исключаем вероятности, моя милая Иллиана.

Шагнул к ней, обхватив одной рукой подбородок, а другой — притянув девушку за талию, и шепнул прямо в губы:

— Мираи ничего не боятся, надеюсь, ты это запомнишь…

Наклонился, едва касаясь, порханием крыльев бабочки дотрагиваясь сперва до одной губы, затем до другой. То ли играя, то ли дразня.

— А еще мираи любят целовать девушек у всех на виду, да? — тихо выдохнула Иллиана, хитро взглянув в золотые глаза, в глубину которых уже проваливалась.

Торриен вдруг улыбнулся.

— Тебя совершенно никто не учил разговаривать с мираями, — констатировал он факт, покачав головой, и наконец поцеловал ее.

Иллиана замерла, чувствуя пьянящий восторг и такую нереальную слабость, вдруг охватившую тело. Сделавшую ноги усталыми и ватными, отчего захотелось обнять мирая за шею, прижиматься к нему, зарываясь в волосах…

Но она не успела закрыть глаза и воплотить все это в жизнь. За спиной Торриена девушка вдруг увидела мужчину.

Это был Шеймус Роминтер, рослый продавец элитных вин из Нижнего города. Он стоял шагах в двадцати позади и смотрел прямо на нее.

Иллиана отстранилась от мирая и громко сглотнула. Острый, холодный страх ухнул вниз по горлу, упав в желудок тяжелым комком.