Эмори исчез в гардеробной, и Аннели слышала, как захлопнулась за ним дверь в холле. Эмори ушел, а она осталась со своим бархатным покрывалом и никому не нужной гордостью.

Аннели Нарочно встала позднее обычного и велела приготовить ванну, чтобы избавиться от холодка, поселившегося в ее теле после бесцеремонного отъезда Эмори Олторпа. Она обнаружила пропажу ключа, когда снимала ночную рубашку. Цепочка по-прежнему висела на шее, а ключ она так и не нашла, хотя обшарила всю комнату. Ключ от ящика с оружием, который она вчера положила на столик рядом с графином, тоже пропал.

Когда Брум принес два ведра с горячей водой, она отослала его обратно на кухню, надела простое платье с высокой талией и, причесав волосы, стянула их в узел, заколов шпильками на затылке. Быстро миновав коридор, она спустилась на второй этаж и направилась прямо к библиотеке.

Ключ от ящика с оружием торчал в замке, как и накануне. Но из пяти патронов осталось три. Половина отделений, где лежали кремни, дробь и порох, были пусты. Аннели в панике бросилась к столу из вишневого дерева, где бабушка хранила домашние записи и счета. Она выдвинула верхний ящик и подняла крышку красивой эмалированной шкатулки, в которую Флоренс положила сотню фунтов, полученных за ренту и проданный сидр. Деньги исчезли.

— О Господи, он обокрал нас, — прошептала Аннели.

— Скорее позаимствовал немного денег, — сказала с порога Флоренс. — Он не хотел — я его заставила.

— Бабушка! Он взял пистолеты и…

— Лошадь, седло, сумку с печеньем и холодную курицу, а также компас, который дал ему Уиллеркинз. Брум предоставил ему список таверн и борделей, где пара монет гарантирует анонимность.

— Куда же он поедет? — спросила Аннели.

— Куда угодно, только бы не оставаться здесь. Ночью в гавань прибыл «Беллерофонт» с Наполеоном Бонапартом на борту. И скоро здесь появятся толпы народа. Странно, что этот гнусный, ничтожный тип вызывает такой интерес. Но ничего, скоро ему придет конец. Свинья хоть и знает, как вырывать корешки из земли, все равно остается свиньей. Кстати, о знатных рылах, — добавила Флоренс. — Лорд Бэрримор сейчас беседует в гостиной с твоим братом. Хорошо, что я успела предупредить тебя об этом, чтобы ты случайно не появилась в гостиной.

У Аннели закружилась голова, и она рухнула в кресло. Меньше всего ей хотелось видеть сейчас Бэрримора. Можно представить себе, с каким презрением он будет смотреть на нее, сколько оскорблений ей придется выслушать. От брата она вытерпит все, и упреки, и оскорбления, но только не от Бэрримора. Он одного его вида она может упасть в обморок.

— Можно сказать, что от стыда ты бросилась с обрыва и теперь не готова принимать гостей, — сострила Флоренс. — Но это лишь осложнит дело, потому что рано или поздно тебе не избежать объяснения с ним.

Аннели покачала головой.

— Страшно подумать об этом.

— Священник и его маленькая надоедливая трясогузка, возможно, все еще здесь, и Уиллеркинзу пришлось бы вызвать констеблей, чтобы те арестовали меня по обвинению в убийстве. Я с трудом слушала ее болтовню за завтраком и просто готова была ее прикончить.

Глаза Аннели блестели от слез, когда она подняла голову.

— О, бабушка, как бы я хотела остаться с вами навсегда!

— Я бы тоже этого хотела, дорогая, но… — Флоренс справилась с охватившим ее волнением и улыбнулась:

— Господи, дитя мое, через месяц ты станешь такой же никудышной, как мы все. И все же у нас было приключение, не так ли? И надеюсь, теперь ты знаешь, что я не чудовище и не сумасшедшая, как считает твоя мать.

— Вы милая, добрая и очень щедрая.

Флоренс вздрогнула и опустила глаза, сдерживая слезы.

— Только, пожалуйста, никому больше этого не говори, пусть все думают, что я старая, выжившая из ума наседка. А теперь пойдем. — Она расправила плечи и гордо подняла голову. — Они не посмеют тебя оскорблять в присутствии слабой старой женщины.

Аннели выдохнула и поднялась. Взявшись за руки, они вышли из библиотеки и повернули к гостиной.

— Кстати, вид у него сегодня довольно кислый, — пробормотала Флоренс. — Мне показалось, что мысли его заняты не пистолетами и лошадьми, как обычно, и не развлечениями, а чем-нибудь другим. Милашка Люсиль так сочувствовала ему, так хотела узнать, что же случилось.

— Бабушка Лэл, простите, я…

— Не надо извиняться, дорогая. В другой раз целуйся там, где, кроме меня, тебя никто не увидит. Люсиль, говоря о случившемся, была вне себя, но одно дело слышать, а другое — видеть собственными глазами, не так ли?

Аннели ничего не ответила, поглощенная мыслями о предстоящей встрече с маркизом. Как только они вошли, лорд Бэрримор и Энтони прервали разговор и вежливо поклонились. Оба стояли у камина, Бэрримор, как обычно, во всем черном. Энтони — в зеленой куртке. Он был на — удивление весел.

— Аннели, дорогая! Ты едва не лишила меня возможности выиграть в споре с Бэрримором. — Он показал на часы над камином. — Я был уверен, что ты проспишь до полудня. По правде говоря, меня разбудили шум и крики толпы за окном. На морском воздухе хорошо спится. Солнце проникло сквозь шторы в такую рань! Деревенская жизнь не для меня. Столько понаехало неотесанных мужиков, которые собираются продавать яблоки на берегу моря. Не пойму, почему это место так нравится регенту, ведь он голову не может оторвать от подушки даже далеко за полдень. Он здесь рыбачит, но я не вижу в этом ничего интересного.

— Наверняка он надеется, что морские ванны благотворно повлияют на его здоровье, — объяснил Бэрримор. — Обогатят кровь и прояснят голову.

— Не говоря уже о том, что его привлекают смазливые дочери местных джентльменов, а? — Энтони рассмеялся над собственной шуткой, но холодный взгляд Бэрримора оставался серьезным и был устремлен на Аннели.

— Весьма сожалею, что не смог приехать вчера, мисс Фэрчайлд. Надеюсь, вы получили мое послание, в котором я объяснил, что меня задержали дела.

Аннели, разумеется, не получала никакого послания, но поняла, что маркиз не рассказал о случившемся Энтони и надеется, что она не выставит его на посмешище, а лондонское общество не получит пищи для сплетен.

У Аннели отлегло от сердца, и она подумала, что Бэрримор правильно поступил.

— Полагаю, — сказала она, — вам не стоит беспокоиться по этому поводу. Благодарю вас.

Аннели показалось, что выражение лица маркиза смягчилось — видимо, он не привык находить понимание у людей.

— Думаю, мне пора отправляться в путь. «Беллерофонт» прибыл на два дня раньше, чем ожидалось, и дебаты в парламенте наверняка будут бурные.

Флоренс, нахмурившись, села в кресло.

— Уверена, в гарнизоне Берри-Хэда достаточно солдат, чтобы оказать Бонапарту достойное сопротивление.