Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Те области, где фемгерихты сохранили свою силу, особенно Эльзас и Дортмунд, приобрели печальную известность как регионы, где взяточничество укоренилось в самих судах «феме», чьи приговоры о казни или помиловании все меньше зависели от реальной вины подсудимых, и все больше — от суммы выкупа, который те могли внести за свою жизнь. Ярким, но печальным примером такого рода стала судьба жившего в конце XV века в городе Мюнстер богатого бюргера по имени Керстеан Керкеринк, который был обвинен местным фемгерихтом в… супружеской неверности. Поскольку такой проступок вообще не подлежал юрисдикции тайного суда, Керкеринк решительно отклонил намеки знакомых ему шеффенов на возможность замять его дело за энную сумму золотых монет. Тогда служители «феме» схватили его среди ночи без всякого предварительного предупреждения и отвели на пустырь для суда, который должен был состояться там на рассвете. Кер-керинк потребовал адвоката, в чем ему было категорически отказано. После краткого допроса фем-герихт приговорил его к смертной казни через повешение.
Несчастный обыватель просил отложить казнь всего на сутки, чтобы дать ему возможность уладить мирские дела и примириться с Богом. Тем временем слухи о пленении Керкеринка разнеслись по всему Мюнстеру, и горожане поспешили к месту суда, но были остановлены цепью охранников в темных капюшонах. Гауграф разрешил пленнику исповедаться перед присутствовавшим на суде местным священником — единственным из участников трагедии, кто не скрывал свое лицо. После чего, в знак «милосердия к раскаявшемуся грешнику», Керкеринка не стали предавать позорной смерти через повешение. Вместо этого палач отрубил ему голову длинным обоюдоострым мечом, на лезвии которого, по традиции того времени, была выбита надпись: «Всякий раз, опускаясь, я возношу к небесам человеческую душу». После чего служители «феме» разошлись, оцепление было снято, и взорам мюн-стерцев предстало лишь обезглавленное тело их земляка.
Совсем другой была участь герцога Ульриха Вюртембергского, правившего своим герцогством в начале XVI века. Он ухитрился совершить преступление от имени «феме», был уличен в нем, но так и остался безнаказанным. Узнав о том, что один из его приближенных, некто Ганс Хуттен, оказывал слишком много внимания супруге Ульриха, герцогине Сабине, и даже вовсю хвастал подаренным ею перстнем, герцог при первом удобном случае подловил Хуттена в лесу в разгар охоты, заколол его шпагой, а затем, для большей надежности, повесил на дереве. Когда родня Хут-тена подала на герцога Ульриха жалобу в императорский суд, убийца заявил, что казнил Ганса по приговору местного суда «феме», как злокозненного еретика. В итоге истина обнаружилась, но к тому времени ярость родных Хуттена поутихла, и герцог убедил их отозвать жалобу, пригрозив в противном случае натравить на истцов все тот же местный фемгерихт. Разумеется, семья Хуттена предпочла принять от Ульриха денежный выкуп — как и местный суд «феме», простивший за деньги властителю Вюртемберга произвол, совершенный им от имени фемгерихта.
Сильный удар фемгерихт как судебный институт получил в XVI веке с началом эпохи Реформации, пошатнувшей авторитет всей католической церкви и ее «силовых структур». По мере того как в Западной Европе, включая Германию, вновь укреплялась королевская власть и связанные с нею светские суды, обычаи «феме» все чаще входили в противоречие с ними. Практика внесудебных преследований постепенно прекращалась, фемге-рихты сворачивали свою деятельность, оставляя свои протоколы на хранении в архивах германских княжеств и герцогств. Правда, эти бумаги наглухо запечатывались в конверты с грозной надписью: «Ты не имеешь права читать это, если ты не судья «феме»!»
Средневековье XX столетия
Считается, что последний тайный суд «феме» состоялся в Вестфалии в 1568 году, однако практика назначения местных гауграфов как исторический обычай-курьез сохранилась до 1811 года, когда ее отменил особым указом тогдашний правитель завоеванной французами Вестфалии Жером Бонапарт — родной брат императора Франции Наполеона Бонапарта. Последний гау-граф Вестфалии умер в глубокой старости в 1835 году — в разгар эпохи романтизма, охватившего все области европейской литературы и искусства и щедро черпавшего вдохновение и сюжеты из средневековых легенд о фемгерихтах. Среди живописавших их многочисленных авторов можно вспомнить Гете с его поэмой «Гец фон Берлихинген», Вальтера Скотта с его романом «Анна Гиерштейнская или Дева Тумана», а также продолжившего эту традицию в музыке композитора Рихарда Вагнера. Вот лишь один из примеров таких мрачно-романтических фантазий, имевших мало общего с реалиями небогатой на выдумки, в том числе и технические, практики средневековых фемгерихтов.
«Говорят, что одно из подземелий, специально предназначенных для проведения ритуалов и тайных трибуналов «феме», находилось под Баденским замком. Людей, которые должны были предстать перед этим ужасным судом, спускали в подземелье в огромной корзине. Так же они поднимались обратно — если, конечно, им посчастливилось оправдаться. Таким образом, они не могли, даже если бы пожелали, найти потом место, где побывали. Судьи же проникали внутрь через длинный темный коридор, дверью в который служила плита размером с могильный камень, поворачивавшаяся на невидимых шарнирах. Эта дверь была подогнана так ловко, что ее невозможно было отличить от соседних плит. Вход открывался только снаружи с помощью потайной пружины. Коридор вел в зал, стены которого украшали крючья, наручники, клещи и другие орудия пыток. Слева была еще одна дверь, за которой находился зал ужасной «железной девы», о которой речь пойдет ниже.
Пройдя через анфиладу комнат, судьи оказывались в зале заседаний трибунала — высоком и просторном, квадратной формы, с обтянутыми черной материей стенами. В углу на возвышении находился алтарь, в нише стояло распятие. Здесь было кресло верховного судьи. Заседатели — «шеффены» сидели на деревянных скамьях, поставленных вдоль стен.
Если суд приговаривал обвиняемого к смерти, то жертва, якобы для очищения совести должна была пройти в соседний зал и поцеловать гигантскую статую «железной девы». Когда осужденный приближался к ней на расстояние вытянутой руки, в основании статуи распахивались две створки, открывая внутреннюю часть, усеянную острыми лезвиями. Таким же образом были оборудованы и створки, на каждой из которых на высоте человеческого роста было укреплено по пике, более длинной, чем остальные. Когда створки закрывались, подчиняясь действию секретного механизма, эти две пики прокалывали несчастному глаза, а в его тело вонзались десятки других острых лезвий. Примерно через полминуты