— Тогда откуда ты знаешь?

— Я попытался войти, но у меня начала чесаться рука. У фейри аллергия на рябину, но ты уже знаешь это, не так ли?

— Я знаю, — я начинала многое понимать. — Я слышала, что охотники сильно пахнут для фейри. Тебя это никогда не беспокоило с Ишту?

— Я ничего не чувствую. С самого рождения у меня иммунитет к запахам.

Мои глаза расширились.

— Ой. У тебя врождённая аносмия? Это действительно редкость.

— Врожденная аносмия? — он улыбнулся. — Триста сорок лет, а я так и не узнал названия того, что меня мучило. Спасибо тебе за то, что научила меня этому.

— Не за что, я думаю.

— Ты умная девочка. Ишту тоже была очень способной.

— Пожалуйста, не сравнивай меня с ней.

— Это был комплимент, — его лицо сияло от нетерпения вытащить из груди двухсотлетнюю тайну.

— Я знаю, но в последнее время меня часто сравнивают с Ишту, и это немного странно.

— Очень хорошо, — после минутного молчания он спросил. — Итак, ты хочешь, чтобы я расшифровал твою бумагу?

— Я была бы признательна, — я протянула обугленное письмо.

Когда его пальцы соприкоснулись с ним, он зашипел. Бумага упала на пол. Подушечки его пальцев распухли и покрылись пузырями, а на коже появились сильные красные волдыри.

— Зола рябины, — сказал он, тяжело дыша. Он крепко зажмурился, стиснул зубы. — Дай мне секунду.

— Мне так жаль, Борго. Я не знала, что это была рябиновая зола.

Капли пота покрыли его лоб и верхнюю губу.

— Всё в порядке, — наконец сказал он, открывая глаза. — Сыпь пройдёт.

— Я действительно не хотела причинить тебе боль.

— Спасибо.

— За что ты меня благодаришь?

— За то, что не хотела причинять мне боль, — он выдавил улыбку.

Его благодарность ошеломила меня… тронула.

— Ты можешь поднять бумагу повыше? — спросил он.

Бумага. Верно. Я присела на корточки и схватила её. А потом я поднесла её к его лицу. Я проследила за движением его глаз, когда они перескакивали через слова и скользили по строчкам. Когда он снова поднял их на меня, они значительно потускнели.

— Что? — спросила я. — Что там написано?

— Не хватает многих слов, так что, возможно, моя интерпретация будет неверной.

— Что там написано? — повторила я.

— Холли беспокоит, что фейри… — он сделал вдох, — требуют прочитать книгу, — ещё один вдох, — убей её дымом.

Мурашки пробежали по каждой моей конечности. Если бы это не было научно невозможно, я бы сказала, что они покрыли и мои органы тоже.

— Для тебя это имеет смысл?

— Да, имеет, — прошептала я. Холли была убита дымом рябины, а это означало, что я была права, полагая, что её убили, но ошибалась насчёт преступника.

— Кто такая Холли? — спросил он.

— Фейри, которая жила здесь.

— Я не знал её, с другой стороны, я не общаюсь ни с кем в Неверре. И я не возвращался на Землю уже два столетия.

Так как я стала очень тихой, он добавил:

— Кто-то убил её?

— Очевидно.

— Смерть от алинума ужасно болезненна. Как смерть от виты.

— Алинум?

Он грустно улыбнулся.

— Я забыл, что ты не говоришь на фаэли. Алинум — это рябиновое дерево.

Это объясняло рубцы на её лице и руках. Слёзы потекли по моим щекам. Борго поднял руку, но убрал её, когда увидел мою раскачивающуюся железную цепь. Мне казалось, что она душит меня, точно так же, как дым душил Холли. Я схватила её и сдёрнула, а затем так сильно швырнула на закопчённую испанскую плитку, что ожидала, что она разобьётся вдребезги, но она просто скользила, пока не упёрлась в стену.

Я вытерла слёзы.

— Она что-то значила для тебя, не так ли? — спросил он.

— Она была, — я сглотнула, — она была семьёй.

Его глаза расширились.

— Алинум не влияет на охотников.

— Холли не была охотницей.

— Это не влияет на людей.

— Она не была человеком.

— Твой род был… был фейри?

Я слишком тяжело дышала, чтобы ответить, слишком разгневанная тем, что только что обнаружила.

— Кто ты? — пробормотал он.

— И то, и другое.

— Оба? Ты имеешь в виду, что у фейри был ребёнок от охотника? — спросил он.

— Тэева… — сказала я, закрыв глаза, — женился на базаш. Её звали Адетт.

— Я помню Тэеву. Он был одним из добрых людей. Один из самых любопытных. Мы провели много времени вместе.

Я не только открыла глаза, но и широко раскрыла их.

— Ты произошла от него? — спросил он.

Мой телефон пискнул так громко, что мой пульс участился, а моя метка загорелась. Сообщение от Каджики:

«Я не вернусь сегодня вечером. Мне жаль. Я объясню».

Я зажала телефон между пальцами, а затем бросила записку на диван на самом видном месте, чтобы, когда он вернётся, это было первое, что он увидит.

— Он задерживается, — пробормотала я, сжимая фотографию моего предка в рамке.

Я прошла мимо Борго, больше не боясь его, хотя и оставила своё ожерелье.

Вернувшись домой, я раздумывала, стоит ли звонить Эйсу и извиняться. Я чувствовала себя ужасно из-за того, что обвинила его. Возможно, он и был виновен в сговоре с Грегором, но Эйс не душил Холли. Охотники сделали это.

Я открыла окно текстового сообщения и набрала имя Каджики. «Я знаю всё». Я чуть не отправила его. В конце концов, я выключила свой телефон и поставила его на ночь. Я бы сказала ему об этом лично, а не текстовым сообщением.

В слабом свете лампы в ванной я заснула, глядя на спасённую фотографию Леи и Чатвы на моей тумбочке.

ГЛАВА 17. ПЕЩЕРА

Когда я проснулась, был уже полдень. Мои волосы прилипли ко лбу, а футболка была влажной от пота. Я открыла окно и поприветствовала прохладный ветерок. Положив руки на выступ, я посмотрела вниз на покрытое розами надгробие.

— Я сожалею о том, что они сделали с тобой, Холли. Мне жаль, что меня не было рядом, чтобы остановить их.

Планировали ли они это? Неужели Гвен сказала Каджике держать меня подальше? Не поэтому ли он сидел со мной, дружески обсуждая наших матерей? Было ли всё это просто уловкой? Я чувствовала себя грязной и использованной, точно так же, как чувствовала себя, когда Круз потребовал свой долг. Когда я стану достаточно сильной, чтобы помешать людям использовать меня?

Плеснув водой на лицо и завязав волосы в высокий хвост, я оделась в спортивную одежду, закрепила повязку на голом бицепсе, положила телефон внутрь и взяла наушники. Я собиралась отказаться от стрел из рябинового дерева, но, учитывая, что у меня больше не было железного ожерелья, я просунула одну между липучками