– Когда он узнал, что я удрал из училища, он мне позавидовал. Сказал, что морская пехота сломала ему жизнь. Как только вспомню его на палубе, со вспоротым животом, – Андрей закрыл лицо руками, – и его голос: «О-о-о», – снова мороз по коже. Ну почему он кинулся на них? Ведь никто, кроме него, пальцем не шевельнул! Все жить хотят.

– Понимаешь, – Любовь Николаевна забарабанила по столу, – есть такой вид самонаказания, когда человек жаждет опасности. Он перестает избегать ее. Был бы кто-то, ради кого он мог жить, или что-то… Но он отвязал себя от Ольги. У него нет профессии, дела…

– А вы не знаете, как тренируют морпехов?

– Точно не знаю, – сказала она. – Но я знаю, чем можно вызвать повышенную агрессию.

Андрей подался к ней.

– Существует инъекционный тестостерон. Его применяли еще немцы для повышения агрессии у солдат. Скажи, как тебе показалось, он был крепким, здоровым человеком?

– Вполне. Но его часто мучило горло. Он лечил его стрептоцидом, говорил, старый солдатский способ. Разомнет в ложке и сыплет на больное место. А раньше, до армии, никогда ничем не болел.

– Интересно, – заметила Любовь Николаевна. – Ученые проводили исследования иммунитета. Обнаружили, что у агрессивных людей иммунная система очень крепкая, она прекрасно приспособлена для борьбы с инфекцией. В крови агрессивных мужчин больше лейкоцитов, а они отвечают за уничтожение микробов в организме. Значит, мы должны считать, что морские пехотинцы, отобранные с помощью тестов на агрессивность в том числе, не должны чихать и кашлять. До сих пор ученые не знают причин этому. Предполагали, – продолжала она, – что у них больше тестостерона в крови. Этот половой гормон считается свидетельством мужества. Проверили, как соотносится уровень тестостерона в крови и иммунитет. Но оказалось, что этот половой гормон ослабляет иммунитет. Понимаешь?

– А они думали – наоборот? – спросил Андрей, который внимательно следил за ходом мысли Любови Николаевны.

– Я изучала эту тему, – сказала она, – когда начинала после института работать со спортсменами. В общем-то из-за твоего отца, моего брата. Я даже работала спортивным врачом в команде велосипедистов-шоссейников. Должна сказать, – она вздохнула, – в последнее время спорт стал полем сражения фармацевтов. Сейчас в ходу стимуляторы центральной нервной системы. Они снимают предохранители, которые не позволяют организму расходовать свои резервы. А если их убрать, то при сверхвысоких нагрузках спортсмен черпает силы из неприкосновенного запаса. Не удивлюсь, если их попробовал и твой знакомый.

– А… мой отец? – тихо спросил Андрей. – Он умер из-за того, что сейчас называют допингом?

– Тогда то, что он принимал, называлось иначе, – уклончиво ответила Любовь Николаевна. – Когда находят новое лекарство, то празднуют победу над чем-то, что мешает победе над болезнью, болью… Уже потом выныривает нечто неожиданное, и к лекарству подходят иначе. Без фармакологии современный спорт невозможен, это я могу повторить тебе. Но все делают вид, что результаты – развитие человеческого организма.

– Мой отец умер так рано, – говорил Андрей. – Я даже не узнал его как следует. Остались медали – мама увезла их с собой. И вот эти часы. – Он вынул из кармана золотой брегет.

– Я их помню, – кивнула Любовь Николаевна. – Наш отец любил их. Твоему он отдал часы после первой золотой медали. «Золото – к золоту», – сказал он. – Она помолчала. – Знаешь, недавно я читала в медицинском журнале, что есть бетаблокаторы. Они снижают частоту сердечных сокращений, снижают тремор, то есть дрожание рук в тех видах спорта, где нужна особенная координация. Они повышают точность стрельбы. Не исключаю, что твой морпех попробовал и их тоже.

– А что бывает после них? – спросил Андрей.

– Быстрая утомляемость и снижение выносливости. Бензедрин тоже все знают, кому надо провести ночь без сна. Между прочим, велосипедисты-шоссейники с его помощью ставят рекорды. В общем, много чего существует, ученые трудятся… – сказала Любовь Николаевна. – А люди используют, устремляясь к победе, каждый – к своей. – Она поморщилась. – Итак, если я все поняла, тебе надо найти женщину по имени Ольга и отдать ей деньги Юрия Орлова. – Она усмехнулась. – Легко. В Москве особенно.

– Но я должен ее найти, – настаивал Андрей.

– А у него не было ее фотографии? – начала Любовь Николаевна с простого хода.

– Именно ее – нет. Но у Юрия я нашел школьную фотографию. Знаете, как снимали в провинции? Каждый – в кружочке.

– Так и в Москве снимали. Покажи.

Он вынул из сумки коричневую тетрадь, а из нее – фотографию.

Любовь Николаевна посмотрела на карточку.

– Ой, какие все… – Она улыбнулась. – Но здесь под каждой – фамилия и имя.

– Конечно. Если бы я знал ее фамилию. А тут вон сколько Ольг.

– Было модное имя в то время. Давай-ка попробуем разобраться. Где он?

– Вот. – Он указал на парня в середине третьего ряда.

– Тогда она – вот, – уверенно указала Любовь Николаевна на девушку со светлыми волосами до плеч.

– Она? – Андрей наклонился. – Почему вы так решили?

– Потому что ни одна из тех двух Ольг не дождалась бы парня из армии.

– Почему?

– По форме носа, – засмеялась Любовь Николаевна.

– Значит, ее фамилия Ермакова?

– Конечно. Ольга Ермакова. Вот та женщина, которую ты должен найти.

– Мне поискать ее через справочное?

– Деньги поменяются, пока ты найдешь ее, – насмешливо сказала Любовь Николаевна. – Отдавать будет нечего. При таком-то редком имени и редкой фамилии. Надо подумать.

Генерал заглянул снова.

– Долго еще будете любезничать? – спросил он.

– Уже закончили, – сказала Любовь Николаевна. – Андрей, пока ты не уехал в Сетявино, занимай детскую.

Андрей кивнул и поднялся.

– Миша, пойдем на кухню.

Она поставила в мойку тарелки и включила воду. Капнула жидкостью из флакона.

– «Фэйри» моешь? – заинтересованно спросил Михаил Михайлович.

Жена быстро повернула голову и насмешливо ответила:

– Уж точно не самолетным керосином.

– Намек понял.

– Никакого намека, – ответила она миролюбиво, но в голосе слышалась досада. – Давно ты интересуешься, чем моют посуду?

– Ну ладно, ладно. Считай, я ни о чем не спрашивал. А чего ты злишься? – Генерал любил точность и не терпел никаких недомолвок.

– Садись и слушай, – приказала жена.

Она рассказала то, что узнала от Андрея. Но коротко.

Он молчал и смотрел, как руки жены в розовых резиновых перчатках взбивают пену.

Они прожили вместе тридцать три года. Их сыновья, как говорил генерал, нагуливали вес в гарнизонах. Готовили багаж, чтобы явиться в Москву. Отец мог устроить близнецов и сейчас, все в том же генштабе – теперь еще легче, поскольку у генштаба отнимают роль «главных мозгов армии». Михаил Михайлович сам прошел по ступенькам снизу вверх и хорошо знал тонкости не только реальной армейской жизни, но и эвфемизмы армейских отношений. В сущности, вся армейская жизнь – эвфемизм. Слова, произнесенные вслух, прикрывают те, которые следовало произнести.