Парень из Брисбена

Да, я верю, что эвтаназия нужна при определенных обстоятельствах, но не хочу разглагольствовать о ней. Может быть, так рассуждает этот Икс. А может быть, он просто не любит думать о смерти. Пусть лучше по своим барам лазит!

Фрэнк Нири

Эй, мисс Джеффри, я жив-здоров! А скажите-ка мне, почему вы так и не вышли замуж? В свое время вы были очень даже ничего себе. Я подумал бы, что вас точно кто-нибудь подцепил. Готов поспорить, поэтому учительницы и не пригласили вас на пляж. Красивее вас там точно никого не было. Они не желали видеть вас в том крошечном желтом бикини в горошек!

ЧудачкаМейбел

С удивлением и отвращением прочла этот ваш пост. Самоубийство – смертный грех. Здесь двух мнений быть не может. Уповайте на милость Божью. Больше ваш блог не читаю.

Супербабулька

Очень рада была узнать, что Алисе стало гораздо лучше. Наплевать на этого Икса. Лично я в эвтаназию не верю (при тщательном уходе в ней нет никакой необходимости), но Фрэнни имеет полное право исследовать этот вопрос. ЧудачкаМейбел, вас же не заставляют читать этот блог! Кстати, никто не заметил, что Фрэнк Нири балансирует на грани приличного? Некому вас ругать, молодой человек!

Так! Пора двигать. Встать под отличный горячий душ. Одеться. Высушить волосы. Подкраситься.

Последняя медсестра вышла, и быстрый, властный голос зазвучал в голове Алисы, подсказывая ей, что делать.

Устала я, резко бросила Алиса. Глаза у нее были сухие и чесались. Хуже этой ночи еще не было. И потом, надо, наверное, подождать и спросить медсестру.

Ерунда! Примешь душ и окончательно проснешься. Как всегда!

Всегда?

Да! И посмотрись же ты наконец в зеркало. Тебе же не восемьдесят девять, а всего каких-то тридцать девять! Неужели все настолько уж плохо?

Так, а полотенце? Не знаю, какое полотенце взять. Должны быть какие-нибудь правила на этот счет.

Алиса, от тебя пахнет потом. Это после занятий. Пора помыться…

Алиса села. Она не могла допустить даже мысли, что от нее может чем-нибудь пахнуть. Худшего унижения нельзя было и придумать. Она буквально содрогнулась, когда однажды, наутро после очень острого ужина, Ник вскользь заметил, что от нее пахнет чесноком. Она закрыла рот рукой, кинулась в ванную, вычистила зубы и потом весь день жевала жвачку. Ника очень озадачило такое поведение. На запахи он не обращал ни малейшего внимания. После целого дня работы по дому он мог, как павиан, понюхать у себя под мышками и заявить: «Ну и вонюч!» – словно это было величайшее достижение.

Может быть, Ник разводился с ней из-за того, что дыхание у нее стало очень тяжелым?

Она осторожно потрогала шишку на голове. Еще болела, но уже гораздо меньше – точно это был отзвук вчерашней боли.

Но она совершенно не помнила ни этих детей, ни того, что Ник съехал из дома.

Она встала голыми ногами на холодный пол и огляделась. Большие, жирные головки тюльпанов, которые принесла мать, золотились на фоне белой стены. Она попробовала представить, как мать с Роджером танцуют сальсу и вертят бедрами в такт. Без всякого труда она представила за этим занятием Роджера, но чтобы мама? Эта мысль неприятно взволновала ее. Она не могла дождаться Ника, чтобы расспросить его об этом.

Так…

Она помнила, как вчера в телефонном разговоре его голос прямо звенел от ненависти. Вряд ли причиной этому был лишь дурной запах. Если бы дело было только в нем, он говорил бы смущенно и сострадательно.

Даже после этого телефонного звонка (как же он на нее ругался!) все-таки казалось невероятным, что Ник не появится в любую минуту, задыхаясь, спеша, извиняясь, что все напутал, и не прижмет ее к груди. Она даже не могла как следует расстроиться из-за развода, до того глупым ей все это представлялось. Это же был Ник! Ее Ник. Стоит ей увидеть его снова – и все встанет на свои места.

Рюкзак с наклеенными динозаврами стоял на шкафчике у кровати. Она подумала о том красивом красном платье. Может быть, она все-таки в него влезет.

Она взяла рюкзак в руку, а другой целомудренно запахнула полы халата, чтобы не сверкать нижним бельем, но в этом не было нужды. Занавеска у кровати другой девушки была задернута, и она все так же, по-комариному тонко, свистела носом.

Может быть, когда Алиса стала старше, храпела она куда как сильнее и из-за этого Ник и ушел. Надо было обзавестись каким-нибудь прибамбасом от храпа. Никакая это не проблема. Ник, возвращайся домой.

Она чувствовала такую усталость, как будто долго месила ногами мокрый бетон.

Лягу-ка я, пожалуй, снова в постель…

Не смей! Из-за тебя дети опять в школу опоздают. И этому просто конца не будет.

У Алисы буквально челюсть отвисла от удивления. Это еще откуда? Она подумала о снимке троих детей в школьной форме. Видимо, каждый день она должна была возить их в школу в одно и то же время.

Может быть… Да, может быть, и было смутное, ускользающее, еле ощущаемое воспоминание о шагах по лестнице, хлопанье дверей, гудке машины, детском плаче, зудящем чувстве прямо в середине лба. Но как только она пробовала сосредоточиться на нем, воспоминание уворачивалось, исчезало, как будто пряталось от нее.

Было похоже, что она смотрит прямо перед собой, но слева и справа стоят десять лет, достойных воспоминаний. Если бы только она могла придумать, как повернуть голову и посмотреть на них!

Она прошла в небольшую ванную комнату, одну на двоих с сопевшей девушкой, и заперла за собой дверь. Включила лампу и зажмурилась от слепящего света. Вчера вечером она сумела воспользоваться туалетом и вымыть руки, не глядя в зеркало над раковиной. Такого больше не будет. Сегодня нужно действовать быстро, ясно и четко.

Она развязала завязки на шее и спине, позволила халату соскользнуть на пол, сделала шаг к зеркалу.

В зеркале она отразилась выше пояса.

Тощая, подумала она, нажимая пальцами на изгиб талии, проведя вверх и вниз по ребрам. Тощая вы, девушка. Брюшной пресс был накачанный, плоский, как у той красотки в спортзале. Как же это случилось?

Да, конечно, она всегда говорила, что ей нужно похудеть и сбросить какое-то количество килограммов, но никогда ничего серьезного для этого не делала. Нечто в этом роде полагалось время от времени говорить подругам, давая понять, что ты настоящая женщина: «О боже, какая я жирная!» Когда еще до Ника она встречалась с Ричардом, тот, бывало, говорил: «Тянем-потянем!» – когда смотрел, как она влезала в джинсы. Легкое недовольство собой иногда дорастало до ненависти и кончалось тем, что, уничтожив пачку шоколадного печенья, она на следующий день вообще ничего в рот не брала. Но потом она познакомилась с Ником, он говорил ей, что она красавица, и, прикасаясь к ней, делал ее именно такой красавицей, какой она ему казалась. Так почему же не позволить себе еще один кусочек торта с пропиткой или бокал шампанского, если Ник стоит рядом, с ножом или штопором в руке, и говорит, злорадно ухмыляясь: «Один раз живем». Каждый день превращается в праздник. Ник по-детски любил сладкое, ценил вкусную еду, тонкие вина, отличную погоду. Закусывать и выпивать с Ником, сидя на горячем солнышке, было все равно что заниматься любовью. С ним она ощущала себя сытой, счастливой кошкой: круглой, мягкой, мурлычущей от чувственного удовольствия.