Аэрин мрачно держала поводья Кестаса, но Кестаса подобные настроения не устраивали, поэтому он тыкал ее носом, пока она не улыбнулась невольно и не погладила его. Услышав королевские шаги, она подняла взгляд и, встретившись с отцом глазами, поняла, как он рад, что она откликнулась на просьбу Тора. Арлбет поцеловал дочь в лоб, взял ее лицо в ладони и долгое мгновение смотрел на нее. Затем он повернулся к Кестасу, и Аэрин схватила стремя и развернула его, чтобы отец мог продеть ногу.

В этот миг у ворот возникло небольшое оживление, и на гладкие плиты двора шагнул усталый конь со всадником на спине.

Конь остановился, раскачиваясь на широко расставленных ногах, слишком выдохшийся, чтобы уверенно ступать по гладкой поверхности. Его всадник спешился, уронил поводья и побежал к королю.

Арлбет, по-прежнему держа Аэрин за плечи, обернулся к вновь прибывшему.

— Повелитель… — выдохнул человек.

Арлбет склонил голову, словно находился в большом зале, а этот человек был всего лишь первым в длинной череде утренних просителей.

— Повелитель, — опять начал человек, словно не в силах припомнить весть, которую принес, или не смея ее рассказать.

Взгляд его метнулся к лицу Аэрин, которая по-прежнему держала стремя и с испугом увидела свет надежды в глазах человека.

— Черный Дракон пришел, — выдавил наконец пришелец. — Маур. Его не видели много поколений. Последний из великих драконов, огромный, как гора. Маур проснулся.

По лицу человека катился пот, конь его дышал неглубоко и с присвистом, чуть живой после бешеной скачки.

— Умоляю… о помощи. Моей деревни, возможно, уже нет. Остальные скоро разделят ее участь. — В голосе звенела паника. — Через год… через три месяца Дамар может весь почернеть от драконьего дыхания.

— Эта беда пришла из-за Гор, — сказал Тор, и Арлбет кивнул.

Король заговорил после долгой печальной и мрачной минуты молчания, и голос его был глух.

— Как сказал Тор, пробуждение Черного Дракона — беда, посланная нам, и посланная нарочно именно тогда, когда мы не можем на нее отвлекаться.

Плечи у гонца поникли, и он закрыл лицо руками.

Арлбет продолжал так тихо, что никто, кроме Аэрин с Тором и гонца, не слышал.

— Сейчас мы отправляемся навстречу беде еще более грозной, чем драконы, ибо то беда человеческая, дамарская и подстегиваемая злом. С драконом Дамар справится. Дамар, разбитый на куски, станет ничем, даже если дракон умрет.

Он снова повернулся к Кестасу, сунул ногу в стремя и сел верхом. Аэрин отступила, когда Кестас загарцевал, ибо коня не занимали драконы, зато ему очень хотелось нести короля во главе процессии.

— Мы вернемся так скоро, как сумеем, и сразимся с твоим Черным Драконом. Отдохни, возьми свежего коня и отправляйся домой. Все, кто хочет, могут прийти в Город и ждать нас под его защитой. — Арлбет вскинул руку, и отряд зашелестел, как листва на ветру, ожидая приказа выступать.

Один из софор отвел запаленного коня гонца в сторонку. Королевская процессия миновала замковые ворота и двинулась вниз по Королевской дороге и за стены Города, где их ожидало войско. Аэрин хотела забраться на самую высокую башню замка и провожать их взглядом, пока они не исчезнут под деревьями за Городом. Но вместо этого она ждала, стоя рядом с гонцом, все еще прятавшим лицо в ладонях.

Когда последний звук уходящего отряда стих, человек уронил руки, словно до этого момента надеялся на отсрочку приговора, и вздохнул.

— Я едва застал его, — прошептал он, глядя в пустоту. — И все без толку. Лучше б я вовсе опоздал и не загнал так бедного Лмота. — Он перевел взгляд на коня, на котором приехал.

— О Лмоте хорошо позаботятся в наших конюшнях, — сказала Аэрин, — а я сейчас отведу тебя туда, где для тебя найдется еда и постель.

Человек медленно поднял на нее глаза, и она снова увидела в них слабый проблеск надежды.

— Я должен вернуться как можно скорей, хотя бы с вестью о королевском приглашении для тех из моего народа, кто остался без крыши над головой или напуган.

— Сначала еда, — возразила Аэрин. — Ты проделал долгий и трудный путь.

Он кивнул, но продолжал смотреть на нее.

— Когда ты поскачешь домой, я поеду с тобой, — негромко сказала Аэрин, — но ведь ты уже это понял?

Отблеск надежды теперь отразился в улыбке, но улыбке столь слабой, что она и не заметила бы ее, если бы, со своей стороны, не надеялась увидеть.

— Благодарю тебя, Аэрин-сол, Драконобойца, — сказал он.

В тот же день после полудня они выехали. Талат был свеж и склонен поскакать. Его не волновали прицепленные к седлу драконьи копья, ведь он не сомневался, что знает о драконах все, что следует знать.

Путешествие выходило молчаливое. Они ехали так быстро, как смели гнать лошадей, — чуть медленнее, чем хотелось бы гонцу, но Аэрин понимала, что у них с Талатом впереди дракон, а Талат стар. И если он сам не желает об этом помнить, тем важнее, чтобы Аэрин помнила об этом за него.

Путь их лежал почти прямо на север, но в этом направлении горы вздымались круче всего, поэтому они свернули с дороги на более легкую тропу, где могли двигаться быстрее. На третий день впереди над горами повисло черное облако, хотя небо над головой оставалось чистым. К полудню в воздухе появился едкий привкус. Гонец при виде черной тучи втянул голову в плечи и больше уж не отрывал глаз от тропы.

Талат очень тщательно ступал след в след за другим конем. Он стал гораздо более покладистым с тех пор, как был молод и носил короля на битву. Тогда мысль о том, чтобы следовать за любой другой лошадью, сразу заставила бы его дуться и хандрить.

Аэрин положилась на коня, поскольку сама смотрела только на облако. Когда гонец свернул налево, хотя облако по-прежнему висело перед ними, она окликнула его:

— Погоди.

Человек остановился и потрясенно оглянулся, словно его окликнули с того света.

— Дракон впереди. В небе мы видим его флаг. Я еду туда.

Гонец взял себя в руки и открыл рот, чтобы что-то сказать, но сомкнул губы, не проронив ни слова.

— Ступай к своим людям и передай им королевское послание, — ласково подтолкнула его Аэрин. — Я приеду к вам позже… если смогу.

Человек кивнул, но продолжал сидеть, повернувшись в седле и глядя на королевскую дочь, пока та не протиснулась мимо него на Талате и не отправилась вниз по оставленной гонцом тропе прямо к облаку.

В тот вечер Аэрин разбила лагерь у почерневшего от пепла ручья. Прежде чем вскипятить воду для маллака, пришлось ее сначала дважды процедить через угол одеяла, поскольку подобных осложнений никто не предвидел.

— Надо было мне быть умнее, — сообщила она Талату, развешивая намокшую постель у огня на каркасе из веток в надежде просушить одеяла прежде, чем настанет пора в них заворачиваться.