Неделю спустя их командир, взводный Турсункулов, расскажет: «Страшно было и то, что наши гранатометчики, стрелявшие из АГС-17 по заданной им заранее площади, так и не перенесли огонь, и нам пришлось прорываться сквозь свинец, который лился с обеих сторон. Как удалось это сделать, я сейчас не могу сказать, но мы все же прорвались во дворец. Довели кагэбэшников до входа, своим приказал залечь по кругу и огнем прикрывать штурмующих бойцов. Спасибо Володе Шарипову, он раньше нас сумел выбраться на БМП, оцепил со своими ребятами дворец по периметру и уже отстреливался, прикрывая таким образом наше рассредоточение. Был момент, когда я услышал: „Мужики, что вы лежите? Помогите!“ Мы по плану не должны были работать внутри, но я и мои солдаты поднялись и вместе с „зенитовцами“ рванули вперед — вверх по лестнице».

В августе 2009 года Турсункулов, раздобревший, но по-прежнему красавец, огладит неспешно холеные усики и, хорошенько подумавши, скажет: «Отрешенность была, и ничего больше». Это о пережитых чувствах перед атакой. А высшую государственную награду страны — орден Ленина — двадцатитрехлетний Рустамходжа получит (так выходит!) именно за то, что преступил приказ: не прикрывал наступающих, ограждая их от губительного огня, а сам пошел в их первых рядах, добровольно подставляя себя под этот самый губительный огонь. Штурманул вкупе с бойцами со стороны котельной. Пострелял. Посеял свинец и смертушку. В запале, в прыткости атаки угодил, не исключено, в невинное пространство — на направлении действий его солдат, в результате чего и была как раз убита жена министра. Залег ночью охранять дворец, невзирая на то, что «на нас на всех живого места не было. После тяжелейшего боя мы еще ожидали, что на нас нападут, и напряжение было невероятное. Мы отдали афганским женщинам и детям всю имевшуюся одежду и ковры. И еще я помню, что, когда мы давали им еду, взрослые к ней не прикасались и детям не давали есть. А пили женщины сначала сами, а потом уже детей поили. Я сейчас уже не помню, сколько там было их, детей».

Именно тогда, в часы коротких бдений штурма и охраны развороченного дворца, лейтенант Турсункулов «показался» Эвальду Козлову, который вскоре станет первым командиром «Вымпела» и заберет его к себе в команду. Турсункулов закончит академию и послужит во внешней разведке… Вот и понятно, почему он, единственный из «мусульманского батальона», неизменно присутствует в документальных фильмах про «смелых чекистов при штурме дворца». В декабре 2009 года Турсункулов публично принесет афганцам свои «глубочайшие извинения за наши действия», с такой знаменательной приметой в конце: «И последнее — не держите зла…»

Заметьте, извинился лейтенант-«налетчик» образца декабря одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года, офицер, который командовал взводом, и уделом его было одно — выполнение приказа. А те, которые посылали его, мальчишку, на смерть и живы до сих пор, — помалкивают с извинениями, зато криком кричат о выполненном долге и готовности повторить все сначала, отдай им только родина приказ. Может, это и хорошо, что они не способны «повторить» — в силу своего возраста. А то бы — ой, сколько дров наломали бы кавалеристы-конники лихие. В атаку сердце рвется, а духу молвить «извини» не достает…

2

Над Володей Шариповым довлело чувство ответственности. Он снова вспоминает:

«За всполохами и взрывами впереди трудно было что-то разглядеть и разобраться. Перед самым подъемом на серпантин выныривает неожиданно передо мной бронетранспортер, обрызганный светом наших фар, — вроде бы из небытия. Большой игрушкой, брошенной капризным чадом, валяется. Но видно — живой: фыркает, клубит сизыми дымами, вошкается туда-сюда, рычит в потугах вырваться из плена-канала, куда угодил, спеша к подвигу и победе. Соображаю — это те, которые вопили по рации, что свалились. Четвертый экипаж Турсункулова — БТР № 013 (чертова дюжина!), в котором разместили десантом группу Щиголева».

Владимир Курилов, офицер КГБ, из того же четвертого экипажа, дополняет Володю:

«Не шибко упали — сначала даже не поняли, что кувыркнулись, не вписавшись в крутой поворот. Командир нашей машины, сержант из батальона ГРУ, скомандовал: „Быстро все выгрузились! А ты, горе-водила, давай, действуй… действуй, мать твою за ногу, не рассиживайся!“ Наверное, правильнее было бы дать сержанту указание: не залеживайся. Однако пронесло нас — мы нормально отделались, без серьезных ушибов, царапин и потерь. Стали карабкаться в гору, к дому, где уже шел настоящий бой. Наш сержант, парень молодой, легкий в беге, ланью несется, и только призывает: „За мной, ребятки, за мной!“ Мы, ребятки, и перли, не задумываясь.»

Володя Шарипов снова вступает в разговор и холодно констатирует:

— У Турсункулова из четырех машин одна была подбита. И дело-то не началось. Хорошо, что у нас пока… Мысли мои прервала эфирная трескотня в наушниках.

— Сокол, Сокол, нас подбили!..

Докладывал взводный Абдуллаев, он командовал головной машиной. Лейтенант мог и не голосить — я шел за ним, почти вплотную, и так было видно попадание — машина завертелась на месте. Обидно — поражение на виду торца дворца, пару сотен метров не хватило до места спешивания десанта. Огонь сокрушительный. Лупят гады почем зря и из всего, что у них там было. А было у них до хрена и больше. Рок навис над этой машиной, скажу я вам. Лейтенант Абдуллаев и все четыре офицера-кагэбэшника из десанта были ранены.

Со временем станут заверять, что именно из крупнокалиберного пулемета подбили БМП. Члены десанта — Швачко, Федосеев и сам Василий Праута — выскажутся однозначно: боевая машина была поражена снарядами «Шилки». Отсюда и несколько взрывов в непосредственной близости от БМП и «дополнительные» ранения и контузии бойцов. И Виктор Карпухин (БМП № 036 — вторая подбитая), вспоминая минувшие дни, неизменно будет утверждать, что, едва они спешились у самого входа, как по ним жахнул снаряд. И гостинец этот пришел к ним от Прауты, то есть «Шилки» своих «не узнали».

Владимир Федосеев, член экипажа, перенес ужас этого фатума, но создатель миловал бойца — в живых остался, ему гранатой только стопу раздробило, так что позже он мог рассказать подробно, как и что: «На подъезде к Тадж-Беку по нам открыли яростный огонь. Нашу БМП подбили. Машина начала кружиться, командир наш, лейтенант, закричал — ему перебило ноги, и приказал нам покинуть десантное отделение. Открыли дверь, выскочили, залегли, открыли огонь по дворцу. А тут как жахнет — это второй снаряд попал в нашу машину. Рвануло мощно, и — дикий грохот. Взрывной волной меня сбросило с бруствера вниз. Острая боль пронзила тело — почувствовал, как что-то теплое разлилось, потекло…»

Их временный командир (до парадного подъезда), взводный Хамид Абдуллаев, истекая кровью, продолжал командовать! По заслугам потом наградят джигита — орденом Боевого Красного Знамени.

Ротный Шарипов соображал: по серпантину афганцы недурственно пристрелялись, сволочи, малейшее промедление смерти подобно, поэтому по-наглому и — вперед. Только вперед. Подбитую машину прошел на скоростях с необстреливаемой стороны, перед ним только одна, которая входила на второй блин. Ей два кругаля, и они — на месте. Ну, отец небесный, подсобляй!