Энтони притянул Элеонору к себе и наклонился, чтобы дотянуться до ее губ. Свободной рукой Элеонора уперлась Энтони в грудь, собираясь оттолкнуть его, но, едва прикоснувшись, в страстном порыве сжала в кулаке ткань его рубашки. Поцелуй Энтони был горячим, требовательным и будил чувства, о существовании которых Элеонора и не догадывалась.

Энтони обхватил ее руками и с силой притянул к себе. Элеонора обняла его за шею, прижимаясь крепче. Ее будто охватила лихорадка, так сильно она ощущала жар, головокружение, слабость. Элеонора знала, что поступает неправильно, однако остановиться не могла. Обычно такую невозмутимую и благоразумную, Элеонору охватило жадное влечение, кровь в ее венах словно превратилась в жидкий огонь.

Энтони издал низкий утробный звук, и его с ног до головы сотрясла дрожь. Его руки спускались по ее спине, скользили по ягодицам, потом снова поднимались выше, гладя и лаская ее. Нескромные прикосновения ошеломили Элеонору, но в то же время от низа живота по всему телу волнами разлилось желание. Элеонора сознавала, что сейчас самое время возмутиться, однако чувствовала только страстный жар. Возмущаться не хотелось вовсе – наоборот, Элеонора желала почувствовать его руки везде.

Энтони будто прочел ее мысли – одна его рука поползла вверх и остановилась на ее груди. По телу Элеоноры пробежал сладостный трепет, а пламя в животе разгорелось еще сильнее.

Энтони продолжал целовать ее, их жадные губы не могли оторваться друг от друга, разве что на миг, ища новое положение, и вскоре Элеонора почувствовала, что задыхается. Все это время Энтони держал в своей ладони ее грудь, поглаживая и лаская ее, и от силы нахлынувших чувств у Элеоноры чуть было не подкосились ноги.

Она застонала, с удивлением понимая, что хочет еще и еще. Кожа будто пульсировала в предвкушении, жаждая прикосновения его губ, и внутри нарастало сладостное и одновременно мучительное чувство неудовлетворенности. Энтони нежно провел пальцем по ее соску, который затвердел в ответ на прикосновение, и все тело Элеоноры содрогнулось от непередаваемого ощущения.

Энтони потянулся к пуговицам ее ночной рубашки и принялся расстегивать их, пока его рука не смогла проникнуть внутрь. Энтони нащупал ее голую грудь и начал ласкать ее, сжимая то сильнее, то слабее, в то время как большой палец обводил кругами напрягшийся сосок.

Элеонора ахнула, не в силах справиться с нахлынувшим потоком ощущений. Продолжая ласкать грудь, Энтони начал целовать шею, даря Элеоноре все больше и больше восхитительных чувственных удовольствий. И вдруг губы Энтони обхватили ее сосок, и Элеонора застонала от незнакомого прежде экстаза.

Она и не представляла, что человек способен испытывать подобное. Казалось, пробудилась каждая частичка ее тела. Внутри пульсировала страсть, и Элеонора поняла, что больше всего желает почувствовать его внутри себя.

Это откровение настолько потрясло Элеонору, что она отпрянула и прошептала:

– Нет.

Элеонора подняла взгляд, ошеломленная бушевавшими внутри нее страстями. Смотрела на потемневшие мягкие губы Энтони, глаза, сверкающие бурным чувством. Так они стояли, тяжело дыша.

Затем Энтони с трудом выговорил:

– Все еще думаете, что страсть переоценивают?

Слова его пронзили Элеонору словно ножом в сердце, и она с размаху влепила ему пощечину.

– Убирайтесь! – Элеонора запахнула ночную рубашку, прикрывая грудь. Вдруг ее охватил стыд, хотя только что нагота не дарила ничего, кроме удовольствия.

Энтони застыл, будто каменная статуя. Элеонора видела биение пульса на его шее.

Потом он развернулся и покинул комнату, с тихим щелчком закрыв за собой дверь. Элеонора так и стояла, глядя на дверь, и в душе ее унижение боролось с до сих пор не угасшим желанием.

Элеоноре хотелось закричать. Или расплакаться. Ни разу в жизни она не ощущала такого великолепного, волшебного чувства и ненавидела Энтони за то, что познала это удовольствие с ним.

Как она могла настолько потерять голову, когда другие мужчины не вызывали в ней и половины таких страстей, даже Эдмунд, которого она любила? Какая жестокая ирония!

Элеонора бросилась на кровать и спрятала лицо в подушку. А хуже всего – и эта мысль не давала ей уснуть почти всю оставшуюся ночь – то, что даже сейчас, когда способность рассуждать здраво вернулась к ней, Элеонора знала – если сейчас Энтони вернется, она безраздельно отдастся ему и душой, и телом.

После практически бессонной ночи Элеонора поднялась с постели вялой и апатичной. Заставить себя спуститься к завтраку она не могла – была не в состоянии общаться с Энтони, только не сейчас. Элеоноре нужно было время, чтобы подготовиться.

Она попросила горничную принести поднос к ней в спальню и стала без всякого аппетита ковыряться в тарелке, думая о мужчине, которого впредь решила избегать. Элеонора жалела, что нельзя прекратить с ним общение раз и навсегда. Она злилась из-за того, что потеряла контроль над собой, и еще больше потому, что Энтони влияет на нее подобным образом.

На секунду ей ужасно захотелось просто сесть в карету и уехать. В конце концов, можно передать всю ответственность за деньги Саманты лорду Нилу. Проще простого, к тому же теперь она убедилась в отсутствии у Энтони корыстных интересов.

Но Эдмунд выбрал ее не просто так. Короткой встречи с леди Гонорией и Самантой хватило, чтобы понять – Эдмунд не только хотел, чтобы состояние сестры оставалось в целости и сохранности, он надеялся, что Элеонора окажет на девочку благотворное влияние. Эдмунд был слишком мягок и деликатен, чтобы говорить о недостатках матери вслух, однако прекрасно все понимал и опасался, что требовательность и властность леди Гонории плохо скажутся на характере девочки.

Элеонора не могла обмануть доверие Эдмунда только лишь из-за того, что сделала глупость. Более того, она никогда не боялась трудностей. Чтобы сохранить самоуважение, придется вновь встретиться с лордом Нилом лицом к лицу.

Но, подготовившись к конфронтации и спустившись вниз, Элеонора с облегчением узнала от Дарио, что лорд Нил уже отбыл в Тедлоу-Парк и ждет их там.

Когда они прибыли в поместье Скарбро, лакей проводил их в библиотеку, куда подошли остальные. Элеонора собрала волю в кулак и равнодушно поприветствовала Энтони коротким сдержанным кивком, после чего стала здороваться с другими присутствующими – его сестрой, племянницей и сэром Малькольмом.

Дарио с обычной непринужденностью и тактом попросил разрешения удалиться, сказав, что хочет осмотреть красивые и изобильные земли поместья, пока члены семьи обсуждают юридические вопросы. Элеонора с самым деловым видом обратилась к гроссбуху и документам, которые лакей по ее распоряжению разложил на столе.

– Вот завещание сэра Эдмунда, – сухо начала она, протягивая бумагу леди Гонории.

Однако та оттолкнула ее руку со словами:

– Энтони, прочти ты. Я не в состоянии.

На глазах леди Гонории выступили слезы, и она закрыла лицо платком.