Ракетную проблему решил Горбачев. Он, в конце концов, принял вполне разумный «нулевой вариант» Рейгана. В декабре 1987 года Рейган и Горбачев подписали договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Все «Пионеры» пришлось уничтожить. Огромные деньги и силы были потрачены зря.

Борис Иосифович Поклад ведал в Министерстве иностранных дел отношениями с европейскими социалистическими странами. Во время очередной поездки в Польшу его поразило, что сотрудники посольства и сами поляки по-разному оценивали происходящее в стране, но все говорили о грядущих переменах.

Борис Поклад передал свои впечатления послу — им был Станислав Антонович Пилотович, недавний секретарь компартии Белоруссии. Посол безапелляционно заявил:

— Обстановка в Польше спокойная, и мы ее контролируем.

И чтобы как-то подтвердить свою правоту и закончить неприятный для него разговор, положив руку на аппарат междугородной правительственной ВЧ-связи, сказал:

— Я чуть ли не каждый день говорю с Леонидом Ильичем.

«Наивный ты человек, — подумал Поклад. — Если завтра что-то случится в Польше, отвечать будешь ты, а Леонид Ильич будет ни при чем». И то, что потом произошло в Польше при Б.И. Аристове, было результатом тех процессов, которых не хотел замечать Пилотович».

В 1978 году Станислава Пилотовича отозвали из Варшавы. Работник его ранга обычно получал назначение в более приятную страну. Пилотовичу, отмечает Борис Поклад, «после освобождения от должности не нашлось места в Министерстве иностранных дел». Его вернули в Минск на пост меньший, чем он занимал до Варшавы.

В Польшу отправили послом первого секретаря Ленинградского горкома Бориса Ивановича Аристова. В МИД ему рекомендовали не торопиться с оценкой ситуации в стране.

«Однако месяца через два-три, — пишет Поклад, — из Варшавы пришла именно такая телеграмма. Ситуация в Польше оценивалась в целом как напряженная. Эта депеша вызвала сильное раздражение на Старой площади, причем на высоком уровне… Сыр-бор разгорелся главным образом из-за того, что посол не имел право давать такую серьезную телеграмму, пробыв в стране всего-ничего…»

Аристов спокойно объяснил:

— Но ведь эту телеграмму писал не я один, над ней работал коллектив посольства, который знает обстановку в Польше…

В конце эпохи Громыко страна оказалась в глухой обороне по всем направлениям — из-за Афганистана и прав человека. Его внешняя политика ничем не могла помочь стране, дипломатия превратилась в перебранку — как при Молотове и Вышинском. Неважный итог работы министра иностранных дел.

Самая жесткая беседа в жизни Громыко состоялась после того, как рано утром 1 сентября 1983 года советский самолет-перехватчик Су-15 двумя ракетами сбил южнокорейский гражданский самолет «Боинг-747» и все 269 пассажиров погибли. Мир был потрясен. Сначала политбюро вообще отрицало, что самолет был сбит. Потом сообщили, что по самолету стреляли, но не попали. И только через несколько дней в официальном заявлении советского правительства выражалось сожаление «по поводу гибели ни в чем не повинных людей».

Ужас трагедии, помноженной на трусливое вранье, породил волну антисоветских настроений. И они перечеркнули все попытки снять напряжение в отношениях с Западом.

Соединенные Штаты пытались помешать постройке газопровода, который доставлял сибирский газ на западноевропейский рынок. Поэтому частично готовность Москвы вернуться к разрядке носила экономический характер: нужно было обеспечить нормальные экономические отношения с Западом. Возобновились переговоры в Женеве о ракетах. Трехлетний мертвый период в советско-американских отношения закончился в декабре 1984 года, незадолго до прихода Горбачева к власти, когда министр Громыко и госсекретарь Шульц провели переговоры в Женеве. И в декабре же Михаил Сергеевич приехал в Лондон, где очаровал Маргарет Тэтчер…

Но когда 8 сентября 1983 года Громыко и американский государственный секретарь Джордж Шульц сели за стол переговоров, госсекретарь сразу сказал, что у него есть поручение президента сделать заявление по поводу сбитого самолета. Громыко сухо ответил:

— У меня есть свои предложения по повестке дня. Мало ли, что вам приказал сделать ваш президент. А я хочу обсуждать вопросы, от которых действительно зависят судьбы планеты: ситуация в мире, отношения между СССР и США. В свое время я отвечу на любые ваши вопросы. И дам еще свою характеристику тому, что произошло. Но с этого начинать я не буду.

Шульц твердил, что у него есть поручение начать именно с этого. Надо заметить, что Громыко практически невозможно было вывести из себя. Даже в самые напряженные минуты выражение его лица не менялось. Но тут он покраснел и стукнул кулаком по столу:

— Ну, если так, тогда вообще разговора не будет. Так я и доложу, когда приеду в Москву, что американцы наотрез отказываются вести с нами дело, не хотят говорить о действительно животрепещущих, важнейших проблемах в мире. — Он еще раз стукнул кулаком и встал. — В таком случае не надо продолжать беседу.

Джордж Шульц тоже стукнул кулаком и тоже вскочил. Они стояли друг против друга, и было такое ощущение, что они сейчас подерутся. Остальные члены делегации не знали, что делать: вставать или не вставать. Громыко и Шульц все-таки совладали со своими чувствами, сели и продолжили беседу. Но нормальный диалог был разрушен.

Отношения с Америкой безнадежно портились. Громыко ничего не мог поделать. Сам это понимал в последние годы, нервничал. Чувствовалось, что он устал и выдохся. Американцы называли министра «Мрачный Гром».

Рональд Рейган готовился к новым выборам в 1984 году, когда соперник-демократ Уолтер Мондейл обвинил его в нежелании урегулировать разногласия с Москвой: Рейган — единственный послевоенный президент, который ни разу не встретился с руководителем Советского Союза. Джордж Шульц тоже настаивал на том, что пора приступить к серьезному разговору с русскими. И тогда Громыко пригласили в Белый дом поговорить о возобновлении переговоров по военным делам.

Помощники попросили Рейгана обсудить с Громыко один важный вопрос, когда они на короткий момент останутся вдвоем в овальном кабинете перед обедом. Дипломаты с удовлетворением отметили, что два джентльмена что-то коротко обсудили, причем оба согласно кивнули. После обеда сотрудники государственного департамента спросили советских дипломатов, каким же будет их ответ на заданный вопрос. Но гости даже не понимали, о чем их спрашивают.

Тогда заместитель государственного секретаря Марк Палмер поинтересовался у охранника, который через потайное окошко наблюдал за происходящим в овальном кабинете, что же там происходило. Выяснилось, что Рейган, которому было семьдесят три, спросил Громыко, которому было семьдесят пять, не желает ли министр воспользоваться президентским туалетом перед обедом. Громыко с удовольствием принял предложение. Он зашел первым, его примеру последовал Рейган. Они вымыли руки и в неплохом настроении отправились обедать. Продвинуть разоружение не удалось, но по крайней мере некоторое взаимопонимание было достигнуто.