Иргана расшивала свадебный пояс, который невеста должна преподнести жениху, и хотя можно купить его в лавке, но какая разумная девушка пойдет к купцам за такой вещью? Неизвестно ведь, чьи руки его шили! А вдруг вышивальщица была бесплодной? Или вдовой? Или брошенной женой! Нет уж, если случилось так, что нет у невесты матери, старших сестер или теток, плодовитых и удачливых в браке, способных поделиться капелькой счастья, вплетя его в нити, лучше девушка сама сошьет себе судьбу.

– Покойные звездочеты мне точно не помогут, – старательно улыбнулась Наргис, отводя взгляд от нарядной вышивки и сдерживая так не вовремя навернувшиеся на глаза слезы. – Но и от живых в этом деле пользы мало.

Гадалка-чинка – глупость какая. После придворных магов, которым ее показывали, после жрецов из храмов Света и жриц Благой Матери, чье прикосновение снимает любые злые чары… Почти любые, как оказалось. Ей никто не мог помочь! Никто из этих святых могущественных людей даже не увидел на Наргис проклятье. А что сделает какая-то гадалка, да еще из Пестрого Двора! Из места, в котором, все жители Харузы это знают, посмотри на любых троих его жителей – и увидишь пять мошенников.

– Так ведь хуже-то не будет, госпожа, – лукаво улыбнулась успокоившаяся Иргана. – Хуже некуда, простите меня, недостойную. Сердце болит видеть, как вы днями над книгами чахнете. А вдруг судьба ваша рядом ходит и только ждет, пока вы ее поманите?

– Глупость… – растерянно прошептала Наргис. – Не может такого быть.

Сердце глухо и гулко стукнуло, пропустило удар, а потом затрепетало, как заполошная птица – крыльями. Наргис всегда была образцом рассудительности и не доверяла гаданиям. Она даже в предсказания храмовых жрецов, что те делают по особым праздникам, не верила. Как оказалось – и правильно, потому что все они сплошь состояли из обещания всевозможных радостей: мужа, большой семьи, счастливой добродетельной жизни…

О да, Наргис гордилась своей осторожностью, умом и недоверием к глупым женским забавам вроде гадания, но… Разве ей это помогло? Утопающий хватается и за нитку, плывущую по реке. Если чинка окажется настоящей провидицей, Наргис ее озолотит. Лишь бы хоть что-то понять про темные силы, собирающиеся вокруг нее.

Взгляд ее снова метнулся к поясу в руках Ирганы…

– Мне нужен джандар ир-Бехназ, – сказала Наргис, решившись. – Мирна, позови его. Иргана, ты ведь сможешь указать дорогу?

Служанка быстро закивала, глядя с восторгом, а Наргис уже старательно обдумывала, как все устроить, чтобы затея осталась тайной. В Харузе слухи разносятся, как чума, и ни к чему столичным сплетникам знать, что девушка из рода ир-Даудов посещает подобные места. Она сама себе еще не верила, что осмелилась на такое, но холодок предвкушения, смешанного со страхом и упрямством, уже разливался внутри…

Как и следовало ожидать, джандара приказ не обрадовал. Пожалуй, его предшественника Наргис не сумела бы убедить, но суровый старый воин, служивший джандаром еще у их с Надиром деда, три года назад отправился к предкам, а его будущий преемник был взят в дом совсем юнцом, не намного старше хозяйских детей, которых должен был охранять. Однако со службой он, несмотря на возраст, справлялся отменно и ревностно.

– Нехорошее место этот Пестрый Двор, светлейшая госпожа, – хмуро сказал ир-Бехназ то, что Наргис и так прекрасно знала.

На смуглом почти до черноты лице джандара, бывшего мальчишки-раба, привезенного с далекого юга и отпущенного отцом Наргис на свободу, прочитать что-то удавалось немногим, но Наргис знала Маруди ир-Бехназа давно и понимала, что он всерьез обеспокоен.

– Вот и позаботьтесь, чтобы наша дорога была безопасной, – спокойно ответила Наргис. – Я ведь не на тайное свиданье велю себя проводить, охрана вполне уместна. Только не очень большая, чтобы весь Пестрый Двор не сбежался глазеть.

Мрачное лицо джандара слегка просветлело, и он низко поклонился, убедившись, что благоразумие хозяйка не утратила.

– Тогда я возьму троих охранников, светлейшая. И малый паланкин.

На мгновение Наргис задумалась, не стоит ли поехать верхом? В седле она держится на зависть многим мужчинам, а лицо можно прикрыть, и никто не заподозрит в ней высокорожденную… Но Иргана? Ее придется сажать к кому-то в седло, тоже прикрывать лицо, а это лишние хлопоты. Нет, пусть будет паланкин.

– Без родового знака, – так же спокойно сказала она ир-Бехназу. – Проследите, чтобы на воинах и лошадях его тоже не было – мне не нужны слухи. И поторопитесь, время к закату.

– Да, светлейшая, – снова поклонился джандар.

* * *

Крупный изумруд неправильной огранки раскачивался на тонкой золотой цепочке. Влево-вправо, влево-вправо… Внутри изумруда в извечном, знакомом каждому целителю или чародею ритме пульсировала яркая искра, просвечивая сквозь прозрачную каменную плоть. Приглядевшись, можно было понять, что камень огранен в форме человеческого сердца, и его хозяин знал каждую грань изумруда наощупь, хотя не был ювелиром. Просто слишком часто держал его в руках, сжимая тонкими сильными пальцами то ласково, то с хищной яростью, рожденной жаждой обладания. Пока еще неутолимой жаждой.

Вдруг что-то изменилось. Искра не погасла, но замерла, перестав дрожать в своем убежище. Человек, державший изумруд за цепочку, вскинулся. Обеспокоенно провел над камнем ладонью другой руки – от изумруда шло едва заметное ровное тепло, значит, с той, чье сердце он копировал, все хорошо… Но связь оказалась… разорвана? Нет, приглушена!

– Где же ты? – удивленно проговорил человек, до боли пристально вглядываясь в изумруд и пытаясь снова поймать кончик нити, позволяющей следить за девушкой на другом ее конце. – Куда скрылась моя птичка, в каком терновнике прячется? Разве он лучше золотой клетки, что я тебе приготовил, моя долгожданная?

Искра снова мигнула – насмешливо, как ему показалось, а потом затрепыхалась без всякого ритма, сходя с ума то ли от чьей-то чужой магии, то ли от божественного вмешательства сильного жреца или жрицы.

– Лучше бы тебе быть в храме, роза моего сердца, – так же тихо и страшно для тех, кто его знал, проговорил человек. – Благочестие похвально для моей будущей жены и матери моих детей, его я тебе прощу. Но если ты решила ускользнуть… спрятаться от своей судьбы и от меня… То будешь наказана. Сладко и больно наказана, моя ненаглядная.

* * *

Всю дорогу до Пестрого Двора Наргис молчала. Ей казалось, что-то поднимается из самых потаенных глубин ее души, незаметно и неумолимо, как весенний паводок в горах, безобидный ручеек, способный в несколько часов обернуться ревущим потоком, который смывает камни, деревья и селения. Это чувство пугало ее, но ни за что Наргис не согласилась бы отказаться от него, как воин в минуту опасности не бросит оружие. Иргана, попытавшись что-то сказать, натолкнулась на взгляд Наргис и умолкла то ли растерянно, то ли испуганно, забившись в угол паланкина и жалея, наверное, что распустила язык о гадалке. Но это уже было неважно.