Каждый раз, когда реаниматолог пропускал электрический разряд через тело умершего соседа, у изголовья кровати прорисовывался едва заметный человеческий силуэт. Он больше напоминал дымку, нежели что-то светящееся энергией, как это показывают в кино. И нет, на нём не было лица или одежды, казалось, что он и форму сохраняет лишь по привычке. Что с ним стало после того, как врачи зафиксировали время смерти и прекратили все манипуляции с телом, я не знаю.

Некоторое время я смотрел на оставшегося в палате мертвеца, скрытого под простынёй. Я всматривался в полумрак, прислушивался в надежде снова заглянуть за грань. Но увы, на этом мои способности себя исчерпали. Вскоре в палату вошли санитары, которые даже не удосужились надеть халаты. Они переложили тело на каталку и с мерным, повторяющимся скрипом одного из колёсиков выкатили её в коридор. Этот писк ещё долго слышался, гуляя эхом по длинным больничным коридорам. А я лежал и думал: насколько же это для них банально и буднично.

Сейчас воспоминания о вчерашнем уже не казались мне столь яркими. Напротив, они больше напоминали бредовый сон. И лишь пустая кровать у противоположной стены говорила о реальности произошедшего. А затем на тумбочку спикировала муха и завладела моим вниманием. Голова была пустой. Я просто наблюдал за тем, как насекомое суетится и зачем-то постоянно чистит задние лапки.

Спать я больше не мог. Поговорить не с кем. Буквально ещё пара таких дней, и я натурально спрыгну с ума. На вечернем обходе обязательно попрошу Степана Алексеевича, чтобы перевёл меня в другую палату, к живым людям. Очевидно же, что мне здесь больше не место. Я уже не лежу как овощ. Руки и ноги постепенно обретают чувствительность, становятся всё более послушными. Доктор мне даже эспандер принёс, чтобы я разрабатывал моторику. Сейчас его как раз исследует муха.

Да, в первое время я рьяно сжимал его в ладонях, но вскоре и это монотонное занятие наскучило. И теперь резиновый бублик лежит без дела, а меня обуяла лень и безразличие.

Дважды заходил отец Владимир. Я старался удерживать его как можно дольше. Сыпал всевозможными вопросами, лишь бы урвать ещё немного общения. Я даже на Валерича не злился. Напротив, каждый раз радовался его приходу и был готов выслушивать все нравоучения.

А вот Алиса так и не появилась.

О ней я спрашивал у всех, но никто не мог ответить ничего внятного. Я даже попросил отца Владимира сходить к ней домой, что он и сделал. Однако новости принёс неутешительные. Никто не знал где девушка и что с ней. И я уже начинал верить в теорию следователя, будто она испугалась и убежала, а теперь где-то прячется. Вот только сильно обострившееся в последнее время чутьё не переставая сигналило об обратном.

Радовало одно: я шёл на поправку. Степан Алексеевич обещал: если темпы выздоровления останутся прежними, то через две-три недели меня совсем выпишут. Осталось только как-то пережить эти бесконечные, скучные дни. Хоть бы книжку какую дали, страницы переворачивать я уже способен. Но это я, конечно, сам туплю, давно уже стоило попросить.

* * *

— Ну вот, Сергей Николаевич, ещё немного — и будете бегать, как тот зайчик по дорожкам, — улыбнулся Степан Алексеевич.

— Ага, прям почти спринтер, — ухмыльнулся я, продвигая ходунки ещё на сантиметр.

Ноги удавалось переставлять с большим трудом. Ступни не всегда слушались, и приходилось прилагать огромные усилия, чтобы поставить их прямо. Левая ещё более или менее, а вот правая иногда безжизненно волочилась. Но теперь я хотя бы мог до туалета самостоятельно передвигаться. Руки ожили гораздо быстрее, но и об их былой форме пока приходилось лишь мечтать.

В общую палату меня так и не перевели, хотя и из ПИТа забрали. Теперь я находился в натуральной одиночке, а за дверью безустанно, по сменам, следили полицейские. Из разряда свидетелей я резко переквалифицировался в главные подозреваемые. Мало того, эти ослы обвинили меня ещё и в пропаже Алисы. Вот такая вот суровая реальность. Ровно по этой причине я и не люблю органы власти. Слишком часто они переворачивают дело так, как им удобнее. Нет, я не хочу сказать, что тюрьмы переполнены невиновными, но вот навесить лишнего, чтобы параллельно закрыть пару висяков, они вполне способны. Я же вообще идеальный вариант.

Сторож из спортивной школы быстро меня опознал и подтвердил, что именно я вышел вместе с Алисой в тот злосчастный вечер. Какие-то соседи подтвердили драку у её дома с моим участием. Не забыли упомянуть, как девушка кричала в трубку, что её хотят убить. Впрочем, запись её звонка в полицию была также успешно подшита к делу. Никого подозрительного поблизости так и не обнаружили, да я и не уверен, что они сильно старались искать. Ведь гораздо проще работать по конкретному подозреваемому, тем более что улики сами ложатся как надо. А уж подогнать имеющиеся факты проще простого.

Не нужно быть гением, чтобы понять: я сяду сразу, как только меня выпишут из больницы. Поэтому я изо дня в день старался изображать плачевное состояние. От реальности оно мало чем отличалось, тем не менее разница есть.

— Степан Алексеич, — обернулся я. — Вы обещали новую книгу занести.

— Ты вначале её заслужи. Давай-давай, до конца коридора и обратно.

— Ох, жизнь моя — жестянка, — тяжело вздохнул я и снова переставил ходунки.

Полицейский внимательно следил за моими потугами, но с места даже не поднялся. Ну и правильно, чего напрягаться, если я до туалета каких-то пять метров почти двадцать минут скоблю. Ему ведь невдомёк, что в реальности я уже могу управиться и за пять. Да, может быть, я всё ещё не великий воин, но и не улитка. Сбежать в таком состоянии у меня пока вряд ли получится, однако пара недель усердных тренировок — и хрен он меня догонит.

Скуки ради я периодически составлял различные планы побега. Хотя особого выбора у меня нет: либо в окно, либо мимо полицейского. В последнем случае без драки не обойтись, но и с четвёртого этажа прыгать — не фонтан. Разве чтобы снова в палате полежать да знакомые ходунки ещё раз освоить.

Время шло, дважды в неделю появлялся следователь, которому обязательно требовалось что-нибудь уточнить. И каждый раз он призывал меня признаться в содеянном и обязательно рассказать, где я прячу Алису. Достучаться до здравого смысла не удавалось. Он словно забыл, в каком состоянии я находился, когда меня обнаружила полиция. Хотя и на этот счёт у него имелась собственная версия. Мол, я вначале девушку похитил и спрятал, а затем с её мужем схлестнулся, когда тот благородно прибыл спасать жену. А в один из таких дней я вдруг заметил в ауре Маркина странное чужеродное пятно.