В момент, когда потерявший сознание Хейнс повалился на землю, девушка ударилась о скалы, и Винс, даже на таком расстоянии, получил от нее подарок:

«Ссссснап».

Ему хотелось перегнуться через ограду и посмотреть на ее изуродованное тело там, внизу, на скалах, но у него не оставалось на это времени. На шоссе могла появиться какая-нибудь машина.

Он оттащил Хейнса к «Форду» и усадил на переднее сиденье, прислонив к боковому стеклу. Создавалось впечатление, что тот мирно спит. Затем он слегка откинул голову Хейнса назад, чтобы кровь из перебитого носа стекала ему в носоглотку.

С прибрежного шоссе, которое изобиловало крутыми поворотами и местами имело плохое покрытие, Винс свернул на боковую дорогу. После того как дорога из гравия перешла в обычную проселочную колею, он остановил автомобиль на краю тропического леса, у сплошной стены из огромных деревьев и буйной растительности. Дважды за это время Хейнс начинал приходить в сознание, и Винс вынужден был его успокаивать, ударяя головой о передний щиток.

Выйдя из машины, Винс стащил с пассажирского сиденья безжизненное тело доктора и поволок его сквозь заросли, пока не нашел небольшую поляну, покрытую густым мхом. Птичий гомон вокруг сразу прекратился, а находившиеся в кустах невидимые глазу животные бросились врассыпную. Крупные насекомые, включая жука размером с ладонь Винса, поспешили убраться с дороги, а ящерицы побежали вверх по стволам деревьев.

Винс вернулся к «Форду», в багажнике которого находились кое-какие приспособления для допроса. Упаковка шприцов и две ампулы пентотала натрия. Кожаный мешочек, наполненный свинцовой дробью. Ручной «тазер»,[7]напоминающий пульт дистанционного управления для телевизора. А также штопор с деревянной ручкой.

Когда Винс пришел обратно на поляну, Лоутон Хейнс все еще был без сознания. Кровь булькала в его сломанном носу. Хейнс вообще-то должен был умереть уже двадцать четыре часа назад. Люди, которые наняли Винса для выполнения предыдущих трех заданий, предполагали, что доктором займется другой наемник, живущий в Акапулько и «работающий» по всей Мексике. Но парень этот погиб накануне утром. В посылке, которую он с нетерпением ожидал от «Фортнум и Мейсон» из Лондона, вместо мармеладного ассорти оказалось два фунта пластиковой взрывчатки. Попав в отчаянное положение, «контора» в Лос-Анджелесе поручила это задание Винсу, хотя, принимая во внимание перегруженность Винса работой, это становилось уже опасно. Винс обрадовался заданию, поскольку был уверен: этот доктор также связан с лабораторией в Банодайне и сможет дать ему дополнительную информацию о проекте «Франциск».

Пройдясь по краю поляны, на которой лежал Хейнс, Винс отыскал упавшее дерево и оторвал от него большой изогнутый кусок коры. Найдя затем заросший водорослями ручей, он набрал примерно полкварты воды в импровизированную емкость. Вода была тухлой. Можно себе представить, сколько в ней было разных бактерий. Но теперь Хейнсу уже все равно, заболеет он или нет.

Сначала Винс плеснул водой доктору в лицо. Сходив еще раз в ручей, он заставил доктора напиться. Хейнс начал кашлять, давиться, потом его вырвало, но в результате сознание его прояснилось настолько, что он мог понимать и отвечать на задаваемые ему вопросы.

Показав мешочек с дробью и штопор, Винс объяснил доктору, как он собирается их использовать, если тот заупрямится. Хейнс — специалист по физиологии и деятельности мозга — обнаружил, что разумное начало в нем преобладает над патриотическими чувствами, и охотно поведал Винсу обо всех деталях сверхсекретного оборонного проекта, в котором он участвовал в Банодайне.

Когда Хейнс начал клясться, что рассказал все, что знает, Винс достал пентотал натрия. Набирая наркотик в шприц, он между прочим спросил:

— Доктор, что у вас с женщинами?

Хейнс, лежавший на спине, вытянув руки вдоль тела, как велел ему Винс, не сразу перестроился на другую тему и растерянно заморгал.

— Я следил за вами с обеда и узнал, что у вас тут, в Акапулько, три женщины…

— Четыре, — поправил его Хейнс. Несмотря на испытываемый им ужас, в его голосе прозвучала гордость. — Этот «Мерседес», на котором я езжу, принадлежит Гизелле, очаровательной крошке…

— Так вы пользуетесь ее машиной для свидания с тремя другими женщинами?

Хейнс кивнул и попытался улыбнуться, но вместо улыбки на его лице появилась гримаса боли от сломанного носа.

— Я всегда… так веду себя с женщинами.

— Господи помилуй! — Винс пришел в ужас. — Вы что, не понимаете: сейчас уже не шестидесятые и не семидесятые? Время свободной любви кончилось. Теперь за это надо платить. По крупному счету. Вы не слышали о венерических заболеваниях, о СПИДе, наконец?

Вкалывая доктору наркотик, он добавил:

— Вы наверняка носитель всех венерических болезней, известных человечеству.

Хейнс глупо заморгал в недоумении, а затем быстро погрузился в наркотический сон. Под воздействием пентотала натрия он подтвердил все, что до этого рассказывал Винсу о Банодайне и о проекте «Франциск».

Когда действие наркотика закончилось, Винс развлечения ради прибегнул к помощи «тазера», пока не вышли из строя батарейки. Доктор корчился и брыкался, как полураздавленный водяной жук, выгибая спину и взрывая мох руками и пятками.

Отложив «тазер» в сторону, Винс избил Хейнса до потери сознания с помощью мешочка с дробью, а затем убил, воткнув штопор ему между ребер и направив острие прямо в сердце.

«Ссссснап».

Все это время в лесу стояла кладбищенская тишина, но Винс чувствовал, как тысячи глаз его обитателей следят за ним. Он был уверен: невидимые наблюдатели одобряют то, что он сделал с Хейнсом, поскольку стиль жизни доктора оскорблял естественный порядок вещей, которому подчинялись жители джунглей.

Он сказал «спасибо» Хейнсу, но целовать не стал. Ни в губы, ни даже в лоб. Жизненная энергия доктора годилась, как и любая другая, а вот его тело и дух были нечисты.

Из парка Нора поспешила домой. Ощущение свободы и дух приключений, которые окрашивали ее утреннюю прогулку, уже больше не возвращались к ней. Стрек испортил ей все настроение.

Закрыв за собой входную дверь, она заперла обычный замок, щеколду и накинула латунную цепочку. Затем Нора прошлась по комнатам нижнего этажа, плотно задергивая шторы на всех окнах, чтобы Стрек, если он подкрадется снаружи, не мог заглянуть внутрь. Образовавшаяся темнота не понравилась ей, и Нора включила свет во всех комнатах. Придя на кухню, она закрыла ставни и проверила замок черного хода.

Общение со Стреком вызвало в ней не только страх, но и чувство физического омерзения. Больше всего на свете ей хотелось долго стоять под горячим душем.

Вдруг ноги у Норы задрожали и подкосились, и она почувствовала приступ головокружения. Ей пришлось ухватиться за край кухонного стола, чтобы не упасть. «Если я сейчас пойду к лестнице, то непременно упаду», — подумала Нора и села, опершись на стол сложенными руками, опустила на них голову и стала ждать, пока ей полегчает.