Корванов рванулась вперед и остановилась — ей пришло в голову, что все более чем странно. Прежде всего бросалось в глаза необычное множество народа. Предполагалось, что эпидемия уничтожит самое малое три четверти восьмитысячного населения Вустриаля. А там было никак не меньше шести тысяч человек.

Причем эти люди, что тоже необычно для такой тесноты, по большей части не двигались. Просто стояли, словно в ожидании указаний или чего-то еще. Как статуи. Но не все. У каждого из семи пришвартованных к причалам кораблей находились люди, громко выкрикивавшие приказы. Их возгласы разносились над пристанью и казались особенно громкими оттого — и это действительно было так, — что звучали в полной тишине. Корванов заморгала. Она не ошиблась — все остальные не издавали ни звука. Ей страстно захотелось услышать лай собаки. Все, что угодно, лишь бы эта картина не выглядела столь нелепой!

Неожиданно тональность криков изменилась. Три человека прошли сквозь неподвижную толпу и рысцой устремились к ней, вверх по склону. Но только они — больше ни одна голова не повернулась в ее направлении. Корванов не знала, что делать. Часть ее сознания все еще цеплялась за возможность придумать происходящему какое-то вразумительное объяснение. Может быть, эти трое спешили к ней, чтобы предупредить о все еще существующей опасности заражения?

Но рассудком она понимала, что это не так, здесь вообще что-то не так. Бог свидетель, то, что она видела, было похоже… это ни на что не было похоже! Непонятное, пугающее зрелище. У нее появилось отчаянное желание повернуться и пуститься наутек, однако она подавила его, хотя для этого пришлось призвать на помощь всю силу воли. В конце концов, это не оккупация, порт не захвачен врагами, а ей нужно понять, что тут творится. С какой стати она должна спасаться бегством от своих соотечественников?

Набравшись мужества, Корванов заставила себя не сдвинуться с места, ожидая приближения троих человек. Особо они не спешили, когда склон стал круче, перешли с легкого бега на размеренный шаг. Оружия тоже не доставали, а узнав одного из них, она слегка успокоилась и, когда он находился ярдах в двадцати от нее, окликнула:

— Вижу, мастер Лианов, чума оказалась милостивей, чем мы боялись, если в живых осталось столько людей.

Ответа не последовало. Вообще никакой реакции. Разве он мог ее не услышать?

— А что все здесь делают? Это суда с припасами? Я доставила послание от маршала Мардов. Она посылает помощь и подкрепления. Они…

Корванов осеклась. Лианов и двое стражников смотрели на нее, но не слышали: просто продолжали торопливо двигаться в ее сторону.

Что-то с ними было не так, со всеми. Кожа приморских жителей всегда была выдублена солеными ветрами и солнцем, но теперь этот глубоко въевшийся загар куда-то делся, уступив место болезненной бледности. Могло показаться, будто чума все еще цепляется за них, хотя она знала, что это невозможно. А присмотревшись, Корванов отметила на руке у каждого безобразный порез. Не перевязанный, оставленный без внимания, гноящийся…

— О боже! — выдохнула она.

Там копошились черви!

Инстинкт самосохранения заставил ее повернуться и побежать. Чья-то рука схватила за плечо, но женщина вырвалась, сбросив плащ. Позади зазвучали возобновившиеся крики. Корванов надеялась спастись, ведь она, курьер, превосходила быстротой любого из них, верхом или пешком. Жаль, конечно, что она отпустила коня — животное сразу почуяло недоброе, надо было положиться на него.

Чудовищная боль пронзила поясницу, тяжелый удар сбил ее с ног. В спину угодил длинный и острый нож. Корванов попыталась подняться, но силы быстро покидали ее вместе с растекавшейся по пыльным камням мостовой кровью.

— Мастер Лианов! — вскричала она, подняв руку. — Это я, курьер Корванов. Пожалуйста! Я не враг!

Три человека стояли над ней, а она лежала на боку, тщетно хватаясь за рукоять торчащего в пояснице ножа. Охнув от нестерпимой боли, Корванов потрясла головой, чтобы зрение прояснилось, и попыталась заглянуть в глаза Лианову. Может быть, там и промелькнула тень узнавания, но не более того. Взгляд был мертв, глаза пусты — без жизни и чувства.

— Что с тобой случилось? — спросила она, захлебываясь слезами и задыхаясь от отчаяния. — Зачем ты сделал это? Пожалуйста, не надо!

Мастер гавани Лианов извлек из ножен гладиус и вонзил его женщине между ребер, в сердце. После чего все трое повернулись и ушли еще до того, как ее зрение угасло.

859-й Божественный цикл, 16-й день от рождения генастро

Три корабля сборщиков шли на запад через Тирронское море к гестернской Киррийской гавани, уже шесть дней поддерживая хорошую скорость в пять узлов. В двух днях пути оттуда вверх по реке находился пограничный городок Ческас, о котором у всех Восходящих сохранились не самые приятные воспоминания.

Шагая по палубе «Стрелы Арка», Джеред чувствовал себя так, словно вернулся на десять лет в прошлое. Миррон стояла в одиночестве, глядя на прибрежную линию Гестерна, видневшуюся с обеих сторон узкого Киррийского залива, по которому они проплывали. Пейзаж был поразительно красив. Туманы частично скрывали парящие утесы, покрытые пышной зеленой растительностью, сбегавшей вниз по уступам и украшавшей узкие извилистые террасы. Сейчас, с приходом генастро, там, где скалы защищали почву от ветровой эрозии, уже начали распускаться цветы и гнездиться первые птицы. Их протяжные крики звучали предостерегающе и немного зловеще.

Некоторое время Джеред молча стоял позади Миррон. Она накинула на плечи плотный, защищавший от ветра плащ с поднятым капюшоном, поэтому, куда именно она смотрела, было непонятно. Может быть, прямо перед собой, как все последние дни.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил казначей.

Миррон обернулась. Ее обрамленное капюшоном лицо поражало красотой, а в глазах стояло такое горе, что сердце его сжалось.

— Сама не знаю, — ответила Миррон, и это был самый оптимистический ответ, полученный Джередом за четыре дня. — С каждым моментом мы приближаемся, но я чувствую себя все более отдаленной.

— Я тебя не понимаю, — нахмурился Джеред.

— Я уверена, что мы движемся правильным путем, но есть многое, чего мы не знаем. Он мог увезти моего сына куда угодно, и я никогда больше его не увижу. Он мог подвергнуть его страшной опасности, и меня не будет там, чтобы защитить его. Откуда нам знать, что Кессиан вообще жив?

Эта последняя фраза была произнесена шепотом, и Миррон снова отвернулась к морю.

— Иголка в стоге сена, я понимаю, — сказал Джеред. — Но я готов поклясться, что он жив. В общем, дела не так плохи, как ты опасаешься. Гориан не собирается вести себя тихо. Если случится что-то похожее на то, о чем говорил Харбан, мы мигом обнаружим Гориана, а найдя его, найдем и Кессиана. Карку готовятся к войне, которая, как они считают, не за горами, и это уже само по себе веская причина, чтобы туда отправиться. Они наблюдают за Цардом и Атреской. Если кто-то и располагает информацией, то они.