– А ну-ка, расскажите, что это за случайный помощник, – потребовал масон, складывая перед собой руки в замысловатую пирамиду.

– Во-первых, возле «Черной жемчужины» меня ждала машина. Без водителя. Теперь мне кажется, что, в каком-то смысле, я сам управлял ею. Возможно, она воспринимала импульсы моего мозга. Никогда не слышал ни о чем подобном… После того, как люди Виктора прострелили колеса, я оказался в парке, и там мы немного поиграли в партизан и карательный отряд. Потом появилась стая бродячих собак… С одной стороны, они избавили меня от преследователей. С другой – на меня напал их вожак. Огромная уродливая тварь с такой же побрякушкой на ошейнике, как на связке ключей.

– Хорошо, что вы хотя бы стали замечать такие мелочи, – вставил Клейн, и Максу захотелось послать его к черту.

– Так вот, меня спас белый бультерьер, если вы знаете, что это такое… Несколько минут я был без сознания. Когда очнулся, вокруг уже не было ни собак, ни людей. Вот только…

Он заколебался, не зная, рассказывать ли о видении, посетившем его дважды, – о ребенке, повешенном на дереве.

– Было еще что-то? – Клейн наклонился к нему. Его лицо стало очень серьезным. Настолько серьезным, что Макс рассмеялся.

– Ну, мне показалось, что там был какой-то ребенок. Уже мертвый.

– Вы идиот, – строго и тихо сказал масон. – Не знать о союзниках – большой недостаток, но не откликнуться на просьбу б помощи – настоящий, смертельный грех.

– Нет, идиот – это вы, – озлобленно бросил Максим. – Вы являетесь сюда со своими дурацкими загадками и намеками, требуете помощи и содействия, сбегаете, когда дело принимает опасный оборот, и в результате не приносите ничего, кроме неприятностей. Очень больших неприятностей. В отличие от вас, меня легко убить. Причем, независимо от моего желания…

В течение всей этой тирады Клейн смотрел на него в упор.

– Я оставил вас одного в «Черной жемчужине» для вашей же пользы. Я хочу, чтобы вы стали человеком, способным не только тупо бояться, но и защитить себя в критической ситуации. Чтобы вы осознали свое истинное положение…

– И каково же мое истинное положение?

– Ни у одного из нас нет выбора. Ваша жизнь превратилась в непрерывное бегство. В попытку отсрочить смерть. Вчера это удалось вам дважды. Поздравляю. Но я ничего не могу гарантировать сегодня и завтра.

– Меня уже тошнит от вашей болтовни. Рассказывайте свои сказки ей, – Макс показал на Ирину, притихшую в кресле и внимательно слушавшую их разговор.

– Кстати, Ирина Андреевна верит мне гораздо больше, чем вы. Потому что делает выводы из собственного грустного опыта.

– Что ж, женщины вообще более доверчивы.

– Тем не менее, повторяю: у вас уже нет выбора. Поэтому советую вам найти этого мальчика, если он еще жив…

– Разве я сказал, что это был мальчик?

– Это был мальчик, – Клейн выглядел абсолютно уверенным в себе. – Найдите его. Он может стать очень сильным союзником. Последним, кто захочет вам помочь. Кстати, белая собака тоже.

– По-моему, вы чего-то не договариваете…

– Просто я лучше разбираюсь в снах.

Несколько слов о некоей точке, не имевшей протяженности и не существовавшей для внешнего наблюдателя… Она была наполнена снами. Она и сама была сном. Недоступный для понимания беглец бодрствовал в своем потустороннем убежище, отказавшись от предательского наркотика сновидений. Любой сон мог стать ориентиром для герцога, любой сон мог проложить едва заметную тропинку для его многочисленных слуг.

Поэтому беглец отбросил все, даже зыбкие грезы умирающих. Он стал участком пространства, замкнутым на самого себя. Его охватывало чувство бессилия и разочарование. Огромное разочарование, глубокое, как океан грязи…

Он имел глупость довериться двуногому союзнику. Тот спрятал его, но что же дальше? Двуногие страшно разочаровали беглеца. Одного он пытался спасти, другому дал оружие против себе подобных. Но эти твари были слишком разобщены, слишком ограничены и слепы, чтобы помочь ему, а прежде всего – себе. Беглец даже начинал верить одному из двуногих – кажется, венскому психиатру, – который всерьез толковал о влечении к смерти. Похоже, для людей это действительно было актуально…

Беглец томился в бесплотной тюрьме, в которую заточил себя сам. Единственный сон был паролем, шепотом жизни, ключом, отпирающим невидимую дверь, – сон о двуликом Янусе. Кто знает, когда этот сон снова приснится слепому ребенку? Когда тот придет, чтобы избавить беглеца от бездействия? Когда?!.. В ответ беглец слышал лишь молчание пространства и времени. Иного пространства и иного времени. Но еще хуже была мысль о том, что случится, если ребенок УЖЕ мертв… Его ожидало вечное заточение. В отличие от людей, для беглеца вечность не была математической абстракцией. Он содрогнулся, послав во внешнюю вселенную слабую вибрацию ужаса…

К моменту его самоустранения в живых оставались трое союзников. Сколько их было теперь?.. Ребенок, ребенок… Лишь бы остался в живых этот проклятый ребенок! Тогда и беглец, возможно, сумеет спасти его от мучительной смерти…

Могилевский Борис, тридцати четырех лет от роду, включил свой старенький домашний IBM PC 386 через день после того, как узнал о трагической смерти Виктора Строкова. Он вдруг вспомнил о файлах, с которыми работал покойный. Они приснились ему ночью в виде голубых мерцающих шаров с неразличимыми надписями, всплывавших на фоне синего «нортоновского» неба…

Он нашел каталог под названием «GUIDE»[8]. После этого ему показалось, что он занимается какой-то извращенной патологоанатомией. Чувство было совершенно иррациональным и испугало самого Могилевского, вообще-то не склонного к мистике, тем более в своей стихии. Он будто копался не только в чужих внутренностях, , но и в своих собственных. В том, о чем он раньше только подозревал.

* * *

В каталоге он обнаружил два больших текстовых и несколько десятков графических файлов. Борис открыл текст и начал читать с экрана. Он читал без перерыва около часа, пока не почувствовал резь в глазах. С легким головокружением Борис отправился на кухню, где приложился к банке пива «хайнекен».

В его голове вызревал вопрос: имела ли информация, которую он получил, отношение к смерти Строкова, и если имела, то что теперь с этим делать?.. Он не сомневался, что был единственным хранителем тайны. Насколько он знал со слов самого «автора», текст изданной книги радикально отличался от того, который был записан на жестком диске его компьютера.

* * *

Борис Могилевский был школьным приятелем Виктора Строкова. После окончания школы их дороги разошлись, и они общались очень редко, несмотря на то, что жили на соседних улицах. Случайно встретившись около года назад, они разговорились и как-то незаметно восстановили прежние отношения. Оба были холостяками и хотя бы один вечер в неделю проводили за нардами и бутылочкой какой-нибудь доступной дряни вроде коньяка «белый аист».