litbaza книги онлайнСовременная прозаКомната на Марсе - Рэйчел Кушнер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 74
Перейти на страницу:

Через несколько дней после Благодарения сержант Маккинли сказал, что для меня есть сообщение в кабинете администрации.

Я прошла туда в кандалах, в сопровождении Маккинли и еще одного копа, шагавшего позади меня.

В кабинете администрации передо мной возникла лейтенант Джонс.

– У вас имеется скончавшийся родственник, – сказала Джонс.

– Родственник?

– Тут написано – это ваша мать.

В Стэнвилле три тысячи женщин. Здесь то и дело бывает, что тебе сообщают неверную информацию – например, что ты ВИЧ-положительная, когда это не так. Или дают чужую почту. Я была уверена, что Джонс что-то напутала. Или просто решила помучить меня, потому что у нее была такая роль, мучить нас.

Я сказала, что не верю ей.

– Здесь написано: Гретхен Бекер. Погибла в автомобильной аварии в прошлое воскресенье, тридцатого ноября.

– Нет, – сказала я, – нет. Этого не может быть.

– Ее и ребенка забрали в главную больницу Сан-Франциско, – прочитала Джонс механически. – Ребенок получил неопасные для жизни повреждения.

– Это мой сын, – сказала я. – Ему только семь. У него никого больше нет. Я должна попасть к нему.

– Ты должна попасть к нему? У тебя два бессрочных приговора, Холл. Ты никуда не выйдешь отсюда.

– Это мой сын. Он в больнице, я…

– Холл, если бы ты хотела быть матерью, ты бы подумала об этом раньше.

Я метнулась к бумаге, которую держала Джонс. Я должна была увидеть ее.

Меня схватил Маккинли. Я попыталась вырваться. Мне нужно было увидеть бумагу.

Маккинли повалил меня на пол, и его большой ботинок мягко вжался мне в плечо, не давая подняться. Я понимала, что Маккинли не хотел мне зла. Я это чувствовала. Но Джонс была лейтенантом, его начальницей. Его ботинок прижимал меня к полу. Его ботинок говорил: «Твоя мать мертва». Моя мать мертва. Я осталась один на один с системой, словно на войне.

– Дайте мне увидеть бумагу, – сказала я. – Пожалуйста.

Мой голос был далеко не ровным – что правда, то правда. Я сказала «пожалуйста», срываясь на крик. Пожалуйста. Пожалуйста. Дайте ее мне. Дайте мне ебучую бумагу.

– Когда-то я жалела вас, сучек, – сказала Джонс. – Но если ты хочешь быть матерью, ты не попадаешь в тюрьму. Просто и ясно. Просто и ясно.

Я попыталась встать. На меня навалились другие копы. Я укусила чью-то руку. Они вдавили мою голову в пол. Я повернула ее в сторону и плюнула. Я плюнула на Маккинли и получила дубинкой по затылку. Зазвучала сирена. Сирена мычала мне в уши, и все, что я могла, это бороться.

– Это моя семья! Это мой сын! Это мой сын!

Я пыталась поднять голову, я брыкалась, сучила ногами, пока их не придавили к полу, пока не придавили каждую часть моего тела.

II

12

Док погряз в коррупции одним из первых среди следователей Рампартского подразделения ДПЛА. Он пошаливал, как он это называл, задолго до того, как они заработали плохую репутацию. По этой причине Док считал, что опередил свое время. Время, которое ему предстояло провести за решеткой, отбывая пожизненное заключение без права досрочного освобождения в блоке особой категории тюрьмы Новый Фолсом в Калифорнии.

В особом блоке имелась комната отдыха с монолитными бетонными сиденьями и широкой сценой, на которой разыгрывались драмы перед рядом автоматических дверей голубого цвета, с маленькими смотровыми окошками, шнипсами. Камера Дока была 8 на 10 футов, как и у всех, и, как у всех, у него был сокамерник. Сокамерников не выбирают. А в особой категории Нового Фолсома твоим сокамерником будет педофил, стукач или транссексуал, без исключений, поскольку именно таких держат в этом блоке. Делить камеру с транссексуалом – Док против этого не возражал. Он не имел ничего против мужчин с сиськами. Он даже развлекался с такими, не спереди, не всерьез, просто щупал их и приходовал сзади; он считал, что в жизни надо попробовать все. Транссексуалы в его блоке играли в софтбол пуховкой, и Доку нравилось смотреть на них, не меньше, чем другим полнокровным самцам. Им всем это нравилось. А что еще оставалось натуралам, угодившим пожизненно в тюрягу с кучкой других мужиков? И вдруг ты видишь перед собой этих созданий с большими задницами и настоящими, реальными сиськами, качающимися туда-сюда под казенными хлопковыми футболками, когда они бегают и прыгают по полю, трогательно беспомощные у площадки отбивающего, или несутся к мячу, летящему им навстречу, и никогда не могут поймать его. Они были забавными, глупыми и несобранными, и от них хорошо пахло, как от женщин, и, как у женщин, у них были куриные мозги, и они говорили мягкими или писклявыми голосами.

Док был бы не прочь делить камеру с кем-то из них. Но вместо этого его посадили со стремным типом, который изнасиловал свою дочь. Он сказал, что она была его приемной дочерью, когда Док потребовал от него отчет, как было принято в особой категории. О’кей, у всех нас есть что-то такое. Док честно рассказал, что его насиловал в детстве приемный отец. Он не стал наезжать на сокамерника. Это тюрьма. Здесь не бывает друзей. Никому нет дела до чужих чувств. Вы устанавливаете правила по камере и не переходите дорогу друг другу. Правила Дока в основном касались поддержания чистоты. Многие заключенные особой категории Нового Фолсома были помешаны на чистоте. Бетон в общей комнате сиял как стекло – настолько он был отполирован; это была сплошная чистота и блеск, само совершенство. Запах патентованного чистящего средства «Тюремный блок 64» в блоке Дока сшибал с ног. Он не просто был повсюду, а властно доминировал, пронизывал твое дыхание, мысли, бытие. Док, назначенный уборщиком в блоке, имел доступ к чистящему средству. Ему была оформлена личная поставка «Блока 64». Он мог бы пользоваться этим средством как одеколоном, но у Дока были деньги на книжках, и он пользовался настоящим одеколоном, а не каким-нибудь гребаным «Олд спайсом». Хорошим одеколоном от известного итальянского дизайнера, чье имя он все время забывал. Ах, да: Чезаре Пачотти. Ему всегда требовалось не меньше минуты, чтобы вспомнить это имя. «Блок 64» служил исключительно для удаления пыли и грязи с его личных вещей, то есть с его контрабанды. Любая вещь у тебя в камере, в случае шмона или твоего перевода, если ты не купил ее и не сохранил чек, чтобы доказать право на нее, конфискуется. Любая вещь у тебя в камере, на которую нет четкого разрешения УИУ Калифорнии, считается контрабандой. Прошу прощения – Управления исправительных учреждений и реабилитации Калифорнии – добавили словечко в этом году. Но программу никак не обновили. Просто добавили сраную букву «Р».

Док лежит на койке и перебирает воспоминания в поисках чего-нибудь этакого. Порнография в тюрьме запрещена. Интернета у них, конечно же, нет. Разум там, где сердце, точнее, там, где ты припрятал горячие картинки. Док просматривает свои горячие архивы, значительную часть которых занимают образы его последней женщины, Бетти Ля-Франс, засадившей его сюда. Он решает сосредоточиться на эпохе, предшествовавшей этому досадному событию.

1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 74
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?