Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Морской воздух утвердился во всех комнатах, кроме спальни, – она была просто пыльная, уборки оставалось часа на два самое большее.
– Что тебе еще понадобится? – откусывая от целой плитки шоколада, спросила Мира.
– Интересно выжрете, не устаю одобрять, – усмехнулась Лика, вдыхая кофейный пар.
– Он полезный! – звонко отозвалась из кухни Кларка. – Как я люблю, когда шоколада в доме мноооого!
– Мне нужен газовый баллон – это главное. И его надо купить. А зарплата еще не скоро.
– Может, у Зои есть? Что за квартира такая, засранная, да еще и ничего в ней нет.
– Не говори ей, – испугалась Лика. – Еще обозлится и выкинет меня. Придумаю что-нибудь.
Наутро небо задернуло серые шторки и прилегло на затылок. После уборки все мышцы громко заявляли о себе, и хотелось не открывать глаза и не шевелиться. Но последняя комната беспокоила и мешала: как будто все тело помыл, а одну ногу оставил.
Комната была задумана архитектором самой славной: угловая, с окном в одной стене и балконной дверью в другой, много света, воздуха и легкости. Большой старинный гардероб торчал посередине, и с него-то Лика и начала последний рывок.
Такой гардероб был почти в каждой семье. Слева – полочки за высокой дверцей с витражными стеклами, справа – большая дверь и темное пространство, где каждый мечтает спрятаться за висящими длинными платьями. Рыжеватое дерево, кое-где в точках тайных коридоров жуков-точильщиков, витраж местами разболтался и гнется, запах старой чужой жизни, на потускневших ручках – память о сотнях открываний и закрываний, фантомы радостных ожиданий, новеньких уложенных стопочками тряпок, флакончиков старинных духов, постепенно ветшающих платьев, рубашек и пальто на плечиках, а теперь все это будет временно мое.
Лика открыла скрипучую витражную дверцу: полки были аккуратно выстланы старыми газетами. Начала с верхней, уцепилась и дернула – за пожелтевшим листом вылетело легкое облачко пыли.
Бросила на пол, взялась за вторую. Важно сначала выгрести весь мусор, чтобы потом протереть влажной тряпкой, проветрить и отполировать сухой.
Полетела вторая газета.
Взялась за третью.
Рванула, постепенно веселея: кураж начался.
Газета выскользнула с сухим треском, и в воздухе мелькнули зеленые бумажки.
Какой-то прежний жилец что-то спрятал много лет назад.
Лика повертела в руках сложенный лист с загнутыми краями – пусто. Обыкновенная газета портовиков, пятнадцатилетней давности. Но на полу вразброс лежали доллары.
– О-го-го, – присев на корточки, Лика собрала зеленые прямоугольные бумажки.
Потом быстро вытащила четвертую газету – ничего, кроме пыли.
Пересчитала деньги.
Сто, три раза по двадцать и десять.
Сто семьдесят.
Огромное, сказочное состояние.
– Не твое, – чужим голосом напомнила себе Лика и побежала к подруге.
– Это не Зоино, зуб даю, – наливая кофе, сказала Миранда. – Слушай, откуда ты такая идейная, а?! Там жили какие-то придурки, каждый раз другие. Кто их искать-то будет? Делать тебе нечего. Считай, взаймы взяла.
– Ну они же не мои! Они чьи-то.
– Так, – решительно произнесла Мирада. – Газетам пятнадцать лет. Деньги туда положили и просто забыли. Эти люди уже сто раз бы пришли за ними, если бы помнили. Уехали! Умерли! Нету их, и все. Деньги твои.
Лика помолчала, прижимая доллары к груди.
Если их разменять, можно купить газовый баллон. Новенький, пузатый, хватит на три месяца.
И еще… еще заплатить Зое за месяц. И купить еды. И тот лимонный пуловерчик…
– Ну? – с ухмылкой подытожила Миранда, поправив очки на носу. – И вообще, сколько ты денег вбухала на гадалку? Это же Зоя тебя туда заманила! Считай, компенсация.
Лика вздохнула и засмеялась.
– А ведь я когда-то была такой хорошей девочкой, и мне не везло. Значит, больше не буду хорошей?
Со двора донесся требовательный автомобильный гудок. Лика сразу поняла, что это за ней, и выглянула: приехал Феллини с друзьями и махал ей рукой.
– Ну, как обживаешься? – спросил он, когда Лика сбежала по лестнице и втиснулась в веселую толпу.
– Газовый баллон осталось купить, и все!
– Ну так давай сейчас поедем, купим.
– Прямо сейчас? – растерялась Лика.
– А что? Зачем тянуть, когда можно все решить быстро!
Лика смущенно взглянула ему в глаза.
– Я забыла, что можно попросить, – пробормотала она.
– Ну так теперь помни, – сказал Феллини, потянулся к ней на заднее сиденье и поцеловал.
Друзья взвыли и захлопали.
Когда Лика приготовила свой первый настоящий ужин в своем доме, все мысли отлетели прочь и выпали за окно.
Шел первый месяц жизни в своем доме.
Ободранное человеческое существо заново обрастало кожей: натопталась своя тропинка с ритуальными заходами в хлебный магазинчик, овощную лавку, к торговке молотым кофе и деревенскими яйцами.
Соседи здоровались уже по-другому – не как с временной гостьей, а как с постоянной жилицей. Дом надышался теплом и запахом ее кожи, встречал ее с обожанием и валился под ноги: вот твое любимое местечко, только твое!
А вот твоя плита, и сковородка, и чашки те, что ты выбрала!
Чуешь дух покоя в своей спальне? И этот вид из окна – из твоего собственного окна!
И гости приходят каждый вечер, и среди них – тот, кто ее любит, он видел ее больной, несчастной, злой, плачущей, но ему все равно, он любит, и теперь понятно, что это значит, нет нужды ничего додумывать и сочинять, он не читает ее дневников, он целует ее без спросу, он любит ее еду, он никогда не говорит, что она умная, и никуда не уезжает.
И сегодня он придет, и не один, и это так похоже на дом.
А в один из вечеров пришла в гости сестра!
Она принесла в подарок красивые занавески, помогла их развесить, повздыхала, но больше ни слова не сказала о позоре семьи и приличиях.
Мало того – ей пришлось познакомиться с ввалившимися друзьями во главе с Феллини.
– Георгий, – галантно представился он сестре и даже поцеловал ей ручку, ввергнув в полную прострацию: последние времена настали!
К вечеру Лика вышла за пирожными в дождь, распахнув свой бирюзовый зонт, который наконец стал соразмерен ее жизни. Такой роскошный зонт у бездомного человека выглядит жалкой бравадой, как перевернутая лодка на берегу, а теперь он – продолжение дома, где его вешают на крючок до следующего выхода.