— Хрен тебе, принцесса, — внезапно подводит итог Садаев, — клади пушку на место или устрою тебе персональный ад. Слезами умоешься потом.

— Нахер пошел, — шепчу я, — брата отпусти моего, говнюк.

— Я же сказал. Хрен тебе. Стреляй давай, коза. Будешь первой бабой, которая меня пыталась прикончить, а не трахнуть. Даже интересно. Хочу на это посмотреть.

Я сжимаю от злости зубы и прицеливаюсь чуть в сторону — возле его ноги. Может, если я отстрелю ему коленку, он станет разговорчивее. Я не уверена, что попаду в цель, а не промахнусь, но так легче: я, все же, не убиваю. Просто пугаю его.

Палец нажимает на спуск.

И ничего не происходит.

Я растерянно смотрю на пистолет, чувствуя, как волосы на затылке поднимаются дыбом. Я ведь все проверила. Предохранитель снят. Все сделала правильно.

— Бля, — слышу я хмык, — у тебя почти что стальные яйца. Можешь так не таращиться. Он неисправен. Поэтому и не в сейфе.

* * *

Я бросаю пистолет и пытаюсь рвануть в сторону выхода, чтобы сбежать. Рустам сгребает полотенце в кулак и рывком отшвыривает меня назад, на кровать. Оно слетает с меня, а я падаю на спину, и, зажмурившись, переворачиваюсь на бок. Сжимаюсь в комочек, заодно закрываясь. Хотя, уже плевать на наготу. Он меня точно убьет.

Я слышу шорох и постель прогибается по бокам от меня. Садаев склонился надо мной — чувствую даже с закрытыми глазами его приближение. Воздух вокруг нагревается, а темный страх проникает под кожу и сковывает сердце.

Почему-то он медлит. Это хуже всего. Я ведь уже приготовилась к любому раскладу. Не будь оружие неисправным — и я бы ранила этого зверя. Черта с два он мне простит такое. Теперь я ему враг.

— На голову напрочь ты отбитая, — слышу я его усмешку, — цветочек с зубами. Минуту назад сверкала глазищами, пытаясь меня грохнуть, сейчас просто воплощение невинности. Свернулась и лежит.

Я открываю осторожно глаза и кошусь в сторону Рустама. Он рассматривает меня с такой тьмой во взгляде, что мне становится еще страшнее, чем было до этого. Не уверена, что в его планах сейчас убийство. Меня скорее тут трахнут. Псих. Самый натуральный. Ему что, понравилось, что я пытаюсь его убить?

Эта мысль настолько пугает меня, что я начинаю судорожно отползать подальше. Но Садаев берет меня одной рукой меня за лодыжку, второй за бедро и подтягивает обратно.

— Мы с тобой не закончили, принцесска хренова. Я тебе обещал, что жалеть будешь за такие приколы.

— Мне нельзя, — выпаливаю я, — не трогай меня. У меня может беременность прерваться.

Боже, будто бы его это беспокоит. Мне кажется, что он только рад будет. Я точно схожу с ума — ситуация сейчас очень похожа на картинку, которую я видела в воспоминаниях. Там точно был Рустам. Такой же мощный и огромный, и была именно эта татуировка на груди… Из-за которой я опознала потом его.

Только бы не вспоминать ничего больше. Об этом я сейчас судорожно молюсь. Каждый раз, когда он ко мне так приближается — вытаскивает из забытия воспоминания.

Но, к сожалению, я чувствую, будто мое сознание падает в темную пропасть, как это уже случалось. Я барахтаюсь в этой темноте, мысленно вопя «нет, нет, нет!». Закрываясь, не позволяя впускать все это в мои мысли.

Помогает. Это заканчивается. Но я все равно успеваю унести с собой самое ужасное: то, что я тогда чувствовала. Как я себя ощущала. Как кукла в руках чудовища. Которыми он меня сжимал. Трогал. Везде, вообще везде, там, где я никому не позволяла прикасаться. Грубо сминал, пробовал, изучал, и все тело сводило от этого. Каждый нерв и каждую мышцу.

— Нет, — вырывается у меня со всхлипом, потому что я снова чувствую все это. Настолько сильно эти ощущения на меня обрушиваются, что я судорожно свожу бедра, лишь бы не сойти окончательно с ума.

Садаев скользит по мне взглядом. Он замечает то, что я делаю.

— Ну раз нельзя, — усмехается он, и переворачивает меня на живот. Я упираюсь лицом в постель, вдыхая тот-самый-запах, его запах, и мне хочется кричать от бессилия. Какого черта у меня такие ужасные откаты? Это все из-за той дряни в напитке? Я просто схожу с ума.

— Не надо, — снова бормочу я. Даже не могу сопротивляться, когда Рустам поднимает мои бедра, поставив в унизительную позу. В которой он может рассмотреть вообще все. Я опять произношу тихо «не трогай меня», хотя, агонизирующее тело наоборот умоляет сделать с ним что-то очень грязное. Повторить. То, что уже было.

— Я тебя трахну, принцесска, — сообщает мне спокойно Садаев, — однажды. Не сейчас.

— Тогда зачем… — выдыхаю я. Договорить сил не остается. Он проводит ребром ладони мне между ног, и я, застонав к своему стыду, сгребаю руками простынь и зажмуриваюсь. Я животное. Глупое и течное животное! Ненавижу себя и его.

— Ненавижу тебя, скотина, — я уже бормочу это вслух, — убийца. Отпусти моего брата и не трогай… меня… сволочь.

— Слушай, замолкни, — Садаев останавливается пальцами где-то возле странно чувствительной точки и нажимает на нее, а я едва сдерживаю вскрик, — твой брат нормально жрет и спит. Его никто не трогает. Выйти он не может никуда. Нихрена с ним не случится. Теперь согласишься, чтобы я вогнал в тебя член, принцесска?

— Пошел ты, — почти что плачу я. Манипулятор. Понимает, что мое беспокойство может стать моим тормозом, и пытается его убрать. Издевается. Прикасается так же, как и в воспоминаниях. Проводит ладонью по заднице и сжимает ее. Шлепает, и я вздрагиваю. И снова начинает эти пытки, изучая меня. А я чертов водопад. Улитка фигова. Вся мокрая. Там, где он трогает — комок нервов. Не знала, что где-то я настолько чувствительная. До темноты в глазах.

Я слышу шорох ткани и ногтями сжимаю простынь так сильно, что едва не ломаю их. Он же обещал не трогать меня. Он что, снимает штаны?

Садаев убирает руку и между ног упирается что-то большое и горячее. Могу угадать, что конкретно.

— Ты обещал… — всхлипом вырывается из моего рта. Небо и губы пересыхают. Конечно, мокро у меня сейчас только в одном месте. Где это животное проводит своим членом, с нажимом, что он едва не проникает в меня. Но не поместится. Я чувствую, что им он меня точно убьет, если вгонит внутрь.

Зато нервы в узел скручиваются, и та темная часть из воспоминаний желает, чтобы он это сделал. Неумолимо. Заполнил, растянул и, наконец, усмирил во мне это сумасшествие. Но он продолжает мучить меня, пока я не подаюсь бедрами назад. Навстречу. Ненавижу себя за это, но ничего не могу поделать. Мой разум и мое тело вообще не слушают друг друга.

В этот момент Садаев шлепает меня по ягодице и отпускает. Прекращает дразнить.

— Я же обещал тебе персональный ад, принцесска, — хрипло смеется Рустам. Он толкает меня в бедро, и я падаю на бок. Переворачиваюсь на спину, подтягиваю одеяло и испуганно смотрю на этого гада. Он уже натянул штаны. Слава богу, я не увижу то, что было во мне месяц назад. Не хочу. Мне кажется, я буду орать от ужаса.