Погруженная в свои мысли, Элли тревожно вскинула ресницы, когда Бен остановился, чтобы взглянуть ей в глаза.

— Все хорошо. — Его тон был таким доверительным, что страх оставил ее, и она ощутила прилив симпатии к этому непостижимому человеку. — Не надо так волноваться.

— А я и не волнуюсь.

— Ты как-то неуверенна в себе.

Ему казалась, что эта женщина, судя по всему, никогда не была излишне самоуверенной. Он мог поклясться, что в ней нет и тени холодности — при всей ее скрытности и уклончивости. Он дорого бы дал, чтобы узнать, чем это вызвано. Может, это связано с ее прошлым? Он видел Элли в большой компании — легкой и раскованной. Значит, это только с ним она такая? Но почему?

Поддавшись внутреннему порыву, Бен провел пальцем по ее красиво очерченным губам, они задрожали, а ее светлые, прозрачные глаза потемнели от того, что сторонний наблюдатель мог бы назвать страстью.

— Испугалась?

— Нет.

— Я должен сказать тебе, Элли… Надеюсь, ты уже поняла, что у тебя нет ни малейших причин опасаться меня.

Глядя на него, Элли всей душой желала, чтобы его слова оказались правдой. Нет, не в прямом смысле… Вот если бы она могла забыть то, что забыть невозможно, то, о чем напоминает каждая клеточка ее существа! Но она не может забыть — значит, этот мужчина представляет для нее величайшую в мире опасность. Именно поэтому она в общении с ним так осторожна, порой даже преувеличенно осторожна.

— Говорю тебе, Бен, я не испугалась и не вижу в тебе никакой угрозы.

Сознание ее в последние дни словно раздвоилось. С одной стороны, она изо всех сил старалась оставаться независимой, но с другой — едва справлялась с необходимостью бороться со страстным желанием принадлежать ему.

Но она сама навлекла это на себя, ей некого винить. Она шагнула в ловушку вполне сознательно, с широко открытыми глазами. По простоте душевной вообразила, что сможет держать себя в руках, но нынешняя ситуация, столь же обманчивая, как на Карибах, выявила всю ее слабость.

Для сдержанной и искушенной в житейских делах женщины, в которую со временем превратилась юная Хелен, стало неприятным открытием, что занимать нейтральную позицию становится все труднее. Нет, с нее хватит! Она резко повернулась и потребовала, чтобы они вернулись в отель.

— Элли! — Бен нахмурился.

— Я должна вернуться к дочери, я ей нужна!

Новая ложь, ей опять пришлось кривить душой. Ведь девушка, оставшаяся присматривать за Чарли, вызвала у нее полное доверие.

Минутой позже Бен остановил такси. В полном молчании они возвратились на площадь Согласия.

Когда они вошли в номер, в углу гостиной тихо работал телевизор, девушка, свернувшись клубочком, сидела на софе с книгой в руках. Элли заглянула в спальню: Чарли крепко спала. В волнении, причину которого сама не могла толком объяснить, Элли потрогала лоб дочери, вернулась в гостиную и тяжело опустилась в кресло. До нее смутно доносился голос Бена, который благодарил бэби-ситер и прощался с ней.

Затем он уселся напротив Элли и терпеливо ждал, когда та поднимет на него глаза, чего ей в конце концов не удалось избежать.

— Извини. — В ее тоне слышался вызов. Элли отвернулась и невидящими глазами уставилась в телевизор. — Считай это причудой одинокой матери. — Она закусила нижнюю губу. — Думая о Чарли, я волнуюсь и испытываю чувство вины.

— Но только не тогда, когда ты путешествуешь по Востоку!

Его холодность была близка к обвинению и почти шокировала ее. До сих пор Бен был преисполнен бесконечного сочувствия.

— Что?.. — изумилась Элли, стараясь сосредоточиться.

— Я сказал, — Бен вяло поднялся и выключил телевизор, — что твое беспокойство, похоже, не терзает тебя во время деловых поездок по всему свету.

— Без этих, как ты выразился, «деловых поездок», — стараясь быть спокойной, медленно выговорила Элли, — нам с Чарли не на что было бы жить. Хотя, может быть ты считаешь, что мне следует обратиться за государственной помощью?

— Нет. Я полагаю, что люди гораздо счастливее, если рассчитывают только на самих себя. А замечание мое сводится к тому, что после долгого и, надеюсь, счастливого для Чарли дня, когда мы все предприняли для ее покоя и безопасности, ты не можешь себе позволить вечернюю прогулку. Не можешь расслабиться, побыть самой собой, а не только матерью Чарли. По-моему, твое подвижничество зашло слишком далеко.

Его слова жалили. Элли едва справилась с непреодолимым желанием бросить ему в лицо всю правду. Нет, она не может этого сделать! В конце концов она все же нашла более или менее обтекаемые слова, но подбирала их с таким расчетом, чтобы все же причинить ему боль.

— Любить собственного ребенка — вовсе не подвижничество, Бен. Просто большинство людей, решивших не заводить детей, неправильно это истолковывают. Иметь ребенка от человека, которого любишь до сумасшествия… — Элли тряхнула головой, и волосы водопадом рассыпались вокруг ее оживившегося лица. — Это совершенно меняет жизнь женщины. Потворство своим прихотям и беззаботные деньки уходят прочь. — Элли внезапно остановилась. Не следует перегибать палку. — Пока это не произойдет с тобой, ты не сможешь понять…

Ответа не последовало. Бен раскинулся в кресле, умело скрывая боль, которую вызвали ее слова, и не желая признаться самому себе в остром приступе ревности. Но взгляд его оставался пристальным.

Пауза длилась столь долго, что Элли вновь охватило волнение. Кровь застучала в висках, она сознавала, что у возникшего между ними напряжения сексуальная подоплека. Кончиком языка она облизала полураскрытые губы. Ей было ясно, что каждый ее вздох, каждое движение не остается незамеченным. Элли было вздохнула с облегчением, когда Бен переменил позу, и подумала, что он собирается уйти к себе. Не тут то было…

— Думаю, ты права. Человек, не имеющий детей, не может полностью понять накала таких отношений. Но в этом кроется и опасность. Нельзя пребывать в постоянной тревоге. Кстати сказать, сегодня вечером мы сделали все, что только могут сделать самые заботливые родители…

— Что?! — От слова «родители» Элли просто подпрыгнула. — Что ты хочешь этим сказать?

Бен вздохнул, без сомнения, найдя ее вопрос чрезвычайно скучным.

— Я имел в виду, — сказал он с кислой миной, — что ты сделала для дочери все возможное. И, мне казалось, была вполне довольна тем, как все устроилось, пока тебя вдруг не охватила необъяснимая паника и мы не бросились обратно в отель. Пойми, эта твоя бесконечная тревога и беспрерывная опека сослужат Чарли дурную службу. Она вырастет избалованной и…

Всякая критика ее материнских чувств была Элли обидна, а слушать ее из уст Бена просто невыносимо.

— Минуту назад ты говорил прямо противоположное. Что я, мол, беззаботно раскатываю по всему миру, не задумываясь о дочери. Нельзя, знаешь ли, одновременно придерживаться взаимоисключающих точек зрения.