— Илюх… ты сам крикнул громче моего и как с цепи сорвался. В тебя будто бес вселился.

— А что мне оставалось делать? — Этим вопросом я принял, что первым в старте забега был все же я. — Он мог нам наподдать. Ты его видел? Вылитый Игорь!

— Какой еще Игорь?

— Ну… тот… из моей школы.

— Ах, Игорь… — Витька не помнил его из моих давних рассказов в день нашего с ним знакомства. — Так это никакой не Игорь. Это Иглыч. Наркоман. С ним раньше общался Ванька.

— Еще и наркоман?! Ты вел нас к верной гибели!

— Ты дурак? Я думал, ты знаешь Иглыча. Я думал, ты подошел приколоться над ним. Или ты?..

Я не рассказал Витьке про твой зов, Профессор. Про твою просьбу. Я же правильно сделал? Спасибо.

Я перебил Витю:

— Зачем ты его послал?

— Всегда так делаю. Это игра такая. Иглыч спрашивает всех… знакомых: «Есть че?», и все ему отвечают то, что ответил я. Это даже не игра — обряд, ритуал, типа.

— А ты не мог рассказать об этом раньше?

— Мог, но ты побежал, а я — за тобой. А потом вдруг стало так весело, что я не захотел останавливаться. Не захотел останавливать тебя. Таким счастливым тебя еще никогда не видел… Хотя… Нет, даже детализация звонков не так сильно тебя порадовала, как… — Он улыбнулся.

— Спасибо, что напомнил. Так мы идем в Курямбию?

— Уже пришли. Мы на месте, Илюх.

В фундаменте «Китайской стены» было крохотное оконце, прикрытое наваленным на стену куском фанеры. Окно, чуть большее дверцы микроволновой печи. Пока я раздумывал над темнотой по ту сторону прямоугольного отверстия, Витька шмыгнул в ту самую темноту и из нее прошептал:

— Не пали контору, резче!

Будь на мне рюкзак, я бы точно застрял, как медведь из мультфильма. Если бы Витька не потащил меня за уши к себе, я бы не полез туда, простоял бы на улице. Если бы он вовремя не подхватил меня за подмышки, я бы упал и свернул шею.

Он высунулся из окошка, задвинул проход фанерой, взял меня за руку и повел по темноте подвала.

— Осторожно, ступенька, — произнес он.

Не отрывая ног от холодного пола, я нащупал ступень. Шагнул на нее. Осмотрелся. Ну как осмотрелся — повертел головой и ничего не увидел. Глаза никак не могли привыкнуть к темноте.

— Как ты видишь? У тебя очки ночного видения?

— Знаю подвал наизусть. Доверься мне и иди.

Я доверился и шел. Пахло сыростью, пахло плесенью, пахло землей, пахло…

— Замри. — Я замер. — Слышишь? — Прислушался: отчетливое журчание воды и «бултых». Те же самые звуки, доносящиеся из канализационной трубы нашего туалета, когда соседи сверху сливают воду. Витька пояснил: — Кто-то покакал.

— Я понял… по запаху.

— С этим ничего не поделать, потерпи еще чуть-чуть.

— Мы точно идем в самое крутецкое место на свете?

— Илюх, скоро сам все увидишь и перестанешь задавать тупые вопросы.

Мы двигались дальше. Витя шел намеченным курсом и тащил меня за собой, как прицеп. Не могу сказать точно, но по ощущениям, с прямой мы несколько раз сворачивали, а поверхность под ногами несколько раз менялась из твердой и холодной в мягкую и теплую. Возможно, темнота играла с моим воображением. Нет. Действительно стало теплее и не только ногам — всему телу. Подвальной прохлады как не бывало. Возле ушей начали пищать комары. Их становилось все больше. Казалось, комариный рой из тысяч летунов окружает нас и готовится к атаке.

— Закрой глаза, нос и рот. Не дыши. — Витя отпустил мою руку. — Не двигайся. — Он отошел на пару шагов (определил на слух). Что-то зашипело. — Я распылил спрей от комаров. Теперь они не будут нас напрягать.

— Долго еще?

— Почти пришли, нетерпеливый.

«Почти» для всех разное. Прежде чем прийти, Витя приказывал мне наклоняться, идти с вытянутой рукой, чтобы не удариться о стену, ползти на карачках, перешагивать что-то большое и круглое, иногда прыгать. И все это в абсолютной темноте, Профессор.

Не понимаю, отчего я сразу не додумался воспользоваться фонариком на телефоне? А когда догадался, было уже поздно. Витька снова отпустил мою ладонь, отошел, что-то с хрустом провернул, щелкнул. Зажегся свет — единственная лампа накаливания, свисающая на проводе. Тусклая, но хорошо освещающая пространство в радиусе двух метров. Большего и не требовалось. Будь она мощнее, я бы с непривычки ослеп.

Мы находились в помещении, похожем на мою комнату, только пол, стены и потолок были обделаны гофрированным картоном. Он был разным… Думаю, Витьке пришлось притараканить туда не меньше двадцати коробок из-под продуктов, строительных материалов, бытовой техники. На некоторых я видел знакомые логотипы известных брендов, на других не мог их разобрать, потому что стены, пол и потолок были холстами, на которых Витька тренировался со своей мозаикой Пенроуза. Все кругом было изрисовано фломастерами разных цветов разноразмерными пиктограммами мужских писек.

— Ну? Как тебе мое арт-пространство?

— С точки зрения живописи… Зачем ты все изрисовал письками?

— Не знаю, Илья. Однажды увидел на стене дома — и понравилось. Тебе не нравится?

— Непривычно, знаешь ли, но вкус у тебя есть. — Я похлопал его по плечу.

— Спасибо. Если хочешь, если найдешь свободное место, можешь тоже что-нибудь нарисовать. Теперь это и твое логово. Оно наше. Общее. Теперь ты вправе приходить сюда, когда угодно, даже без меня. Хотя, если ты придешь сюда без меня, скорее всего, я уже буду тут. Здесь я почти всегда.

— Чем же ты тут занимаешься?

— Валяюсь на кровати. — Он указал на деревянный поддон, укрытый картоном от коробки из-под телевизора. Между «кроватью» и «покрывалом» был «матрас» — слой пенопласта. — Рисую, если ты не понял, фантазирую, читаю книги — развлекаюсь, как могу. Показать коллекцию жуков?

В углу стоял импровизированный шкаф — четыре черных пластиковых ящика, сложенных друг на друга, которые до этого я точно видел в супермаркете, в отделе с фруктами и овощами. Витя составил их один за другим на пол. Разобрал башню. Достал стеклянную банку с жуками и показал мне. Жуки мне никогда не нравились, поэтому я попросил поскорее убрать их.

— Скажи, а лучше покажи, что ты читаешь. Букварь?

— Смешно! Буквари для учеников, ученики в школе, школа для дебилов. Я же тебе говорил. Ты, вроде, толковый парень, но до сих пор как маленький. Бери пример с меня! Самообразование — наше все! Я изучаю только то, что считаю нужным, то, что мне действительно интересно.

— Есть в твоих словах правда, друг. Так что же ты читаешь?