Он взмахнул рукой. Нежно пропел рассекаемый отточенным клинком воздух. Волнение охватило Кречета. Он сделал шаг вперед и описал мечами несложную фехтовальную фигуру – правый клинок рассекает воздух по диагонали снизу-вверх, и рука идет под мышку, левый поднимается вверх острием к земле и затем тоже обрушивается вниз, зеркально повторяя движение меча в правой руке. Простейший удар крестом. Как когда-то давным-давно в школе фехтования.

Получилось! Мечи не задели друг друга, не звякнули, на зацепили тело, не оцарапали.

Руки помнят! Точно ведут сбалансированные лезвия.

Кречет скрестил предплечья, и качнувшись корпусом, описал мечами перекрученную петлю.

Конечно, скорость уже не та, и сила ушла, но сталь не постарела, она по-прежнему остра и смертельно опасна.

Сталь прежняя.

Кречет широко улыбнулся, опустил руки с зажатым в кулаках оружием, поднял голову к небу. Прищурился на солнце.

Прежнее солнце. Неизменное.

Завтра утром он вновь вернется в молодость…

Би отыскала свой лук на дворе. Он спрятался среди вил, лопат и грабель. Оружие войны в окружении мирного инструмента. Здесь же, забившись в самый угол, стоял затянутый густой паутиной колчан с десятком стрел.

Би вспомнила, как поставила их сюда, вернувшись в родную деревню вместе с Лансом. Поставила, чтобы больше никогда не брать в руки. Так она думала. Когда же это было? Лет двадцать назад? Больше? Больше! Стрелы, должно быть, уже давно сгнили, да и сам лук, хоть и пропитан специальным составом, наверняка потерял упругость, и тетива растянулась, чудо, что вообще не порвалась.

Она, сдвинув в сторону инструмент, достала оружие. Сдула пыль, обтерла паутину. Вынесла на улицу.

Так и есть. Стрелы ни на что не годятся. Трухлявое дерево крошится в пальцах, оперение сгнило, только металл наконечников не потерял своей остроты.

Она согнула лук. Отпустила.

Еще ничего. Могло быть и хуже. Только надо тетиву подтянуть. И протереть жиром.

До завтра еще есть время. Впереди почти целый день. И целая ночь. Надо привести лук в порядок и начинать делать стрелы. Выстругивать ровные палочки, вставлять наконечники, крепить оперение, обвязывать, шлифовать, пробовать балансировку, подгонять…

Помнит ли она, как это надо правильно делать? Ничего, руки вспомнят…

Урс вынул меч из ножен, положил на колени. Приласкал, погладил металл своей широкой ладонью.

Большое тяжелое лезвие, сужающееся к концу. Желобок, проходящий по центру. Едва заметный узор хорошей закаленной стали. Острие, скругленное, словно липовый лист. Длинная рукоятка, плотно обмотанная кожей. Все знакомо до мелочей. Каждая микроскопическая выбоинка на лезвии, каждая потертость кожи. Уже не оружие, а часть тела. Продолжение рук.

Урс встал, взял меч в боевую позицию, выставил клинок перед собой. Медленно занес над головой, медленно опустил. Шагнул в сторону, плавно развернулся, очертил мечом круг на уровне пояса. Присел, ткнул вверх…

Для двуручного меча требуется простор. Комната слишком тесна. А вот в поле это страшное оружие. Пластующее тела, отсекающее головы, пронзающее кольчуги.

У этих тварей нет кольчуг.

Тем хуже для них.

Завтра…

Зря он бросил тренироваться. И что с того, что стар? Надо будет вновь начать. Может быть не столь рьяно, поберегая себя, но нельзя лишаться радости общения с другом, который не раз спасал тебе жизнь.

Урс опустился прямо на пол, вытянул вперед меч, залюбовался им.

Завтра будет драка.

Он покажет, на что способны старики.

Они вместе покажут. Деды-воины…

Дварф сидел перед открытой дверцей печи и смотрел на огонь. Отблески пламени румянили его морщинистое лицо, играли отблесками на широком лезвии топора.

– Они берут меня с собой, – сообщил Дварф огню. – Я буду драться. Я уже давно не дрался, но помню, как это делается. Это словно рубить дрова… Раньше я много дрался. С этим топором. Ведь он сделан, чтобы убивать, а я колю им дрова… – он засмеялся и несколько раз повторил, мотая головой: – Колю дрова!.. Дрова!.. Я колю им дрова!..

Потрескивали дрова. Языки пламени согласно кивали. Дварф кинул в огонь полено, кочергой подгреб к нему угли и завороженно смотрел, как загорается дерево.

Жар и тишина вгоняли в сон. Пляска огня гипнотизировала. Дварф заклевал носом, его веки стали смыкаться. Какое-то время он еще пытался бороться с накатившей дремой, но, в конце концов, глаза его закрылись окончательно, подбородок опустился на грудь, и Дварф негромко захрапел, подсвистывая носом…

Вигор мерил нервными шагами свою тесную грязную комнату.

Мрачные предчувствия обуревали его.

Они все выйдут на битву с демоном. Конечно, шансы на победу вырастают, но… А если кто-то погибнет? Если кого-то убьют? Не его самого. Кого-то другого. Би, или Дварфа, или Ланса… Ланс, ну зачем он-то пойдет?.. Какой от него прок?..

Вигор присел на край своей незаправленой кровати, обхватил лоб ладонью, сжал пальцами виски.

Вот что самое страшное – остаться жить, если кто-то из них погибнет. Ходить по земле убитого, дышать его воздухом, смотреть на его дом. На мертвый дом… И знать, что это ты виноват, ты убил своего соседа, своего друга, и никуда от этого не убежишь, потому что нельзя убежать от самого себя, от гложущего демона памяти.

Уж лучше погибнуть самому…

Что он может сделать? Покалеченный колдун, не практикующий волшбу уже… Сколько же? Пятнадцать лет? Только эти травы и, иногда, тайком от соседей, простейшие словесные заговоры, словно какая-то деревенская знахарка. Уподобившись той безумной ведьме, что преследовала его…

Но Сила возвращается к нему.

Всего лишь остатки Силы…

Он не может вернуть былое величие. Жизнь – это дорога в один конец. Дорога, всегда оканчивающаяся тупиком.

Старость – это не приобретенный опыт. Старость – это слабость. Только слабость. И никакой опыт уже ничем не поможет.

Но он сделает все, что в его силах!

Демон ослаб. Он тоже состарился. Этот мир пожирает его. Растворяет в себе. Ослабляет. Демон тоже безнадежно стар.

Это будет битва стариков.

Демон хочет вернуть себе молодость…

Вигор выпрямился, встал, вздернул голову:

– Мы уничтожим тебя, тварь! – крикнул он, и ему показалось, что слова его услышаны. – Приходи завтра, мы ждем! – колдун выбросил перед собой руку. Из-под ногтей вырвались длинные голубые иглы пламени, ударили в бревенчатую стену, опалили ее и мгновенно втянулись назад, в пальцы.

Вигор поморщился. Резкое движение вызвало боль в суставах.

Жалкий больной старик!..