Услышав об этом, Памела мертвенно побледнела и сказала, не стесняясь присутствующих: «Я его так любила! Как он мог оставить мне так мало!»

С бедной Памелой опять обошлись по-свински.

* * *

Вдовство Памелы началось в поместье Хейварда. Соседнее поместье принадлежало – кому бы вы думали? – Авереллу Харриману.

Который исчез из ее жизни (напомним) тридцатью годами раньше, уносимый политическим ветром по маршруту Лондон – Москва.

И представьте себе такое совпадение – супруга Харримана совсем недавно скончалась! Между прочим, состояние его оценивали, кажется, примерно в $75 млн.

Несмотря на свои 80, Аверелл мог сойти за 60–летнего. Памеле же было 50, и она выглядела, ну, скажем, лет на 35.

В день первой встречи их застали в салоне, поправляющими довольно недвусмысленный беспорядок в одежде. После чего Аверелл, как честный человек и джентльмен, просто обязан был жениться.

Здесь необходимо небольшое отступление.

Из всего изложенного выше могло сложиться неверное впечатление, будто речь о бесчеловечной femme fatale, авантюристке с вечно беспокойными глазами, только и ищущей, какого богатого мужа поскорее свести в могилу.

Прискорбное недоразумение! Когда мы мельком упомянули о том, что Памела превращала жизнь своих спутников в настоящий рай, – в этом не было ни грана иронии.

Она действительно давала себе труд приносить Элии де Ротшильду его домашние туфли, не отходила от больного Леланда ни на секунду и вникала во все тонкости автомобильной индустрии во имя Аньелли.

Памела присваивала интересы своих мужчин, становясь для них домохозяйкой, секретаршей, автоответчиком…

Если она и была femme fatale, то совершенно особой разновидности.

За 14 лет своего последнего брака (с Памелой) Аверелл Харриман не имел ни малейшего повода усомниться в том, что переживает счастливейшие дни своей жизни.

Памела сопровождала супруга во время дипломатических миссий в Китай и Советский Союз, фанатично прочитывая горы специальной литературы по истории, политике и экономике. Она тактично заменила ему слуховой аппарат, научившись говорить на тех частотах, которые его слух еще мог воспринять. «Аверелл, сенатор только что обратил мое внимание на то, что…»

В отличие от всех предыдущих, ее последний муж имел не только деловые интересы, но и политические убеждения. (Это оказалось большой удачей Билла Клинтона. Хотя мистер Харриман и скончался 94 лет от роду, в год, когда Клинтону Белый дом даже не снился.)

Памела переняла у Аверелла пылкую привязанность к Демократической партии, как любовь к мебели в стиле Людовика Шестнадцатого у Элии Ротшильда.

Ее резиденция в Вашингтоне превратилась в политический салон. Ее опыт в обращении с противоположным полом оказался сногсшибательно успешным в политике.

Атмосфера несравненной теплоты, внимания и интереса окружала – теперь уже не любовников, а сенаторов, промышленников и всех, кто мог своим влиянием помочь Демократической партии вернуться в Белый дом.

Участие в ее званых обедах стоило $1000 с человека. Собранные деньги аккуратно отправлялись в партийную кассу.

Изобретательность Памелы и ее дар убеждения оказались прямо-таки золотой жилой. Скромный финансовый итог ее десятилетнего служения партии составил, по приблизительным подсчетам, $12 млн. Разумеется, в виде добровольных пожертвований от состоятельных господ.

Благодарность Билла Клинтона, разумеется, не ограничилась бокалом шампанского за ее здоровье (см. выше).

Через год после его избрания Памела Харриман вернулась в Париж в должности американского посла.

* * *

Верность любимому мужу сыграла с ней прескверную шутку – через десять лет после его смерти.

Аверелл, оставшись джентльменом, завещал Памеле свои $70 млн. По ее мнению, мировая гармония и справедливость были таким образом восстановлены.

(Ярость его троих детей и 12 внуков – неплохо, впрочем, обеспеченных отдельным трастовым фондом – она предпочла не замечать.)

Однако в середине 1990–х из посольского факса, наряду с приглашениями на приемы и банкеты, заструились неприятнейшие предложения. От Памелы вдруг настойчиво потребовали заплатить какие-то загадочные $20 млн.

Тут-то и оказалось, что миллионы Аверелла существовали главным образом в виде недвижимости и изысканной коллекции живописи, включающей Ренуара и Пикассо.

(Ходили упорные слухи – оставшиеся, впрочем, лишь слухами, – что большую часть шедевров элегантный дипломат скупил по дешевке в военной Москве.)

Так что из $70 млн Памела могла по-настоящему наслаждаться разве что $5 млн. Не так уж много, если учесть, что иногда ей доводилось вызывать самолет вместо такси для прогулки за покупками на Манхэттен.

Вместе с деньгами Аверелл завещал ей и своего, так сказать, домашнего финансиста, Билла Рича, который управлял и ее состоянием, и трастовым фондом детей и внуков Аверелла.

На протяжении нескольких лет Билл Рич предпринял несколько крупных капиталовложений, которые могли бы совершенно обескуражить специалистов. Если бы только он потрудился специалистов проинформировать.

Рич приобрел, к примеру, некий ветхий отель с прилегающим к нему курортом. Гарантией кредита при покупке послужил трастовый фонд Харриманов, которых он как-то позабыл поставить в известность о происходящем.

Отель ему показывали при ярком солнечном свете. Это, вероятно, и помешало Ричу обнаружить то обстоятельство, что реконструкция и ремонт обойдутся по крайней мере вдвое дороже самого приобретения.

Одновременно с этим он купил – теперь уже для Памелы – акции фирмы, производящей пластиковые изделия. Акции оказались прямо-таки чемпионами нерентабельности.

В довершение обеих операций Рич попросил Памелу быть поручителем в его сделке с пресловутым отелем. Практически это означало, что она обязуется выплатить сумму долга, если родственники Харримана окажутся неплатежеспособными.

Памела подписала поручительство. Аверелл всегда говорил о Риче: «За ним ты как за каменной стеной». То, что стена могла покоситься или дать трещину, как-то не укладывалось в ее головке.

Таким образом, к 1995 году ситуация складывалась прямо-таки ослепительная. Пластиковые акции падали, убытки от купленного отеля суммировались в миллионы. За всем стояла поручительская подпись Памелы.

Харриманы ни о чем не ведали.

Пока наконец один из них не обратил внимание на какие-то странные несоответствия в своих собственных налоговых отчислениях.

Вероятно, налоговая инспекция вычла убыток из суммы налогов, сделав ее более низкой.

Вместо того чтобы легкомысленно порадоваться этому обстоятельству, внимательный родственник заглянул в семейную бухгалтерию последних лет. И обнаружил (с неприятным холодком в затылке), что уже довольно давно является совладельцем весьма перспективного объекта недвижимости, уже сожравшего большую часть его состояния.