— Заткнись. Ты еще мальчик. У Дипломата восемь трупов, они перебежали ему дорогу.

Сасси разливал водку, но тостов больше не произносил. Просто приподнимал рюмку, призывая чокнуться. Грабор с Лизонькой сидели, подавленные его импульсивностью. Сасси по-настоящему переживал произнесенное и пережитое.

— Я дарил Дипломату рисунки. Он не баба, он подарков не берет. Он дал мне кусок сахару. Говорит: я вижу, что этого мало. Я понимаю. Мы в тюрьме. Вот тебе два куска. — Сасси сказал тост. — Друзья мои, на свете нет друзей! — И добавил: — Гай Юлий Цезарь.

— За дружбу, — включился Грабор. — Хороший тост. Мы должны помогать друг другу. У нас есть что-то общее.

Толстая срыгнула.

— Выпьем за вас, — согласилась она. — Я ни разу не видела настоящих художников. Я только пытаюсь писать маслом, но это не так серьезно, как у вас.

— Она рисует гермафродитов, — кивнул Грабор. — Любопытный жанр.

Сасси заинтересовался.

— Хм. Редко какая женщина чувствует обнаженную натуру. С удовольствием бы взглянул. Вы знаете, я ведь тоже не считаю себя художником. Когда меня спрашивают: вы художник? Отвечаю: я пытаюсь быть художником. Мечтаю стать художником… Это молитва, общение с Богом… — Художник взмахнул обеими руками и опустил пальцы на краешек скатерти. — Салон «Электрон» взял мои работы на два с половиной миллиона. У меня есть вся документация. Вот что такое жизнь. Пойдем. Не шучу. Какая машина, вы сказали? «Мерседес-Бенц»? Чепуха…

Сасси быстрым шагом прошел в спальню, увлекая Грабора и Лизоньку вслед за собой. Он не хотел оставлять их одних в комнате.

— Прилетал Изя Грунт из Прибалтики, — сказал Рогозин. — На мой день рождения. Он знает: если что, я возьму волыну — и в Таллинн. Он хорошо, очень хорошо все понимает. Долг платежом красен… Он — по осени.

Художник подошел к раскладному дивану со старой клетчатой обивкой, поднял его лежак: в ящике оказалось несколько новых пальто, никому, видимо, не принадлежащих. Пока Рогозин рылся в ящике, Лизонька осмотрелась. Спаленка поражала своей безликостью: прикроватная тумбочка, маленький кварцевый будильник, кусок розовой стирательной резинки, женская шпилька. У дивана стоял торшер, у правой стены платяной шкаф с высовывающимся наружу рукавом мужской сорочки с блестящей запонкой.

— Оленька на день рождения подарила, — улыбнулся Сасси, увидев, что Грабор смотрит на горский кинжал размером с локоть, висящий на стене. В Америке редко встретишь такую вещь. Я люблю оружие. Нравится? Хороший подарок.

Наконец он раскопал то, что искал под одеждами. В газеты были завернуты четыре разного размера иконы: три со Спасителем в металлических окладах и одна Матерь Божья Троеручица. Грабор и раньше видел это изображение, знал, что оно связано с волшебством.

— Оригинал у Саввы, архиепископа Сербского.

— Список, — согласился Сасси. — Пятнадцатый век. Тысяч на шестьсот. Он встал посмеиваясь. — А ты боялся. Пусть они боятся. Мне Изя оставлял в залог свою дочь… Я взял. Почему не взять? Зачем мне? Видишь, как получается. Я женат, и ты женат. Зачем нам лишние хлопоты? Правильно я говорю? — подмигнул он Лизоньке, складывая диван.

— Какую дочь? — спросил Грабор беззлобно.

— Обыкновенную дочь, — пожал плечами Сасси. — Лет двенадцать-тринадцать. Изя так ее разукрасил! Подвел губы, реснички. Такую девочку еще надо поискать. Молодуха! А я думаю так. Пусть лучше вернет деньги. Понимаешь, Грабор, я поверил ему. Людям нужно верить. Он никуда не денется. Что мне, трудно волыну купить? Ольга обижается. Оленька, выйди на минуту, развлеки гостей!

Художник постучал в соседнюю комнату, открыл, не дожидаясь ответа. Оказалось, что женщина стояла у двери, но он не задел супругу. Сасси скрылся в туалетной комнате: было слышно, как он судорожно стучит защелкой, бормоча себе что-то под нос, несколько раз смывает воду.

Ольга села на стул, ровно, не касаясь спиною его спинки. Ее большое лицо сохраняло то ли гордыню, то ли обиду. В голубых регулярных джинсах, розовых спортивных тапочках, беленькой водолазке — она казалась чем-то, что проще простого, но тайна ее излучала недобрую энергию. И Грабор и Лизонька чувствовали эту силу и не осмеливались к ней приблизиться. Она взяла со стола кусок белого хлеба, безучастно посмотрела на остатки водки.

— К нам в студию, — проговорила она с правильной артикуляцией, — приходили Кеннеди. Две его родственницы. Наверно, жена с подругой. Нужно у Эдика спросить. Мы их ждали три часа. Представляете?

Лизонька кивнула, в ее глазах проснулся охотничий интерес, Грабор вздрогнул и потрогал ее за колено.

— Настоящие Кеннеди?

— Они заблевали нам всю студию, — сказала Ольга и выдержала паузу. — У нас была студия в Сохо. Не понимаю, как так можно себя вести. Мы ждали их три часа, а может, и больше. Четыре часа. Вот так. Четыре часа. Эдик так готовился к этой встрече. — Она разломила хлеб пополам и опустила половинку себе в рот.

— Может быть, болезнь? — заметил Грабор вежливо.

Ольга пожала плечами, продолжая жевать хлеб.

— Не думаю, — сказала она со значением. — Они все такие. Эдик столько отдает людям, а они только им пользуются. Пользуются и идут дальше.

— А где эта девочка? — встряла Лиза. — Уехала?

Сасси вышел из туалета.

— Как дела? Познакомились?

Ольга встала со своего места, направляясь обратно в спальню. Она шла с уверенностью человека, выполнившего свой долг.

— Я рассказывала, как к тебе приходила Жаклин.

— А-а-а, это, — Сасси сделал недовольную гримасу. — Это не Жаклин, это его сестра. Что-то в этом роде. Ты представляешь себе, Грабор, а? Ждали их три часа, на стол накрыли, все чин-чин. Они наркоманы. Все при них: шофер, телохранители. Начали блевать прямо на пороге. Я сразу понял: Кеннеди — самый порочный клан в Америке. Пьяницы, бабники, коррупционеры. Их поэтому наказал Бог.

— Молодые? — спросил Грабор.

— Куда там, — протянул Сасси. — Очень старые. От пьянства… Но я нашел себе спонсора. Это так теперь называется? Джо. Итальянец. У него пробит лоб, вот здесь над правой бровью. Не знаю, как это получилось, но когда разговаривает, у него кожа в этом месте пульсирует. Пам-пам-пам. Прямо так и пульсирует. Он настоящий мафиози, ты не подумай. Да! Вспомнил! — художник щелкнул пальцами в воздухе. — Он мне подарил деликатес. Настоящее человеческое мясо, хотите попробовать?

Толстая демонстративно отошла к окну, прикрыв рот ладонью.

— Солонина. Ему привезли из Бразилии. Это индейцы делают специально. Подпольный бизнес. Им нужно зачем-то. Такая религия. Это мясо туземцев. Сколько они нас ели — теперь давайте их поедим. Ха-ха-ха.

Он вынул из кухонного пенала целлофановый пакет с сушеными мясными ломтиками, по форме напоминающими стручки пережаренного бекона. Плотный, отпечатанный красными литерами текст давал инструкции к приготовлению, но был написан на португальском языке.