силой заставляют погрузиться в сатанизм, он теряет волю. «Отпадая от благодати» под действием наркотиков (пародийная аналогия с «Потерянным раем» Мильтона), он испытывает все большее уныние и отчаяние и ощущение потери свободы, словно пространство вокруг него сжимается, уменьшаясь в масштабах.

Левитан, в «Операции „Burning Bush“» превращающийся в сатану, сознает, что утрачивает присущую человеку способность к самостоятельным действиям и уподобляется машине:

Мне казалось, что я становлюсь какой-то компьютерной программой – но не веселой и интересной, как в «Матрице», а самого что ни на есть бухгалтерского толка.

Мое мышление не то чтобы сильно менялось, нет. Просто оно вдруг переставало быть моим – и вообще мышлением. Оно начинало казаться последовательностью операций на арифмометре. И смотреть на это было невыносимо тоскливо, потому что следил за всем тоже арифмометр, только чуть по-другому устроенный. Выходило, ничего кроме этих кассовых аппаратов, управляющих друг другом, во мне никогда и не было254.

Как и в случае с Homo zapiens в «Generation „П“» или людьми, производящими баблос, в Empire V, внутренний мир Левитана в образе сатаны сравнивается с вычислительной машиной – персонаж ощущает себя не то арифмометром, не то кассовым аппаратом. Поскольку человек желающий, человек экономический мысленно анализирует издержки и прибыль, всегда находя (по Фукуяме) основание работать внутри системы, такой человек-автомат способен только подсчитывать доходы и расходы.

Во второй повести, «Зенитные кодексы Аль-Эфесби», Пелевин обращается к теме разумных машин, чтобы подробнее исследовать проблемы человеческого ума и силы воли. Повесть, состоящая из двух частей – Freedom Liberator (заглавие на английском, буквально – «освободитель свободы») и «Советский реквием», – рассказывает историю жизни Савелия Скотенкова, бывшего профессора и теоретика культуры, нашедшего свое подлинное призвание в разрушении американских беспилотников, летающих над Афганистаном.

Как и другие пелевинские тексты, «Зенитные кодексы» повествуют об интеллектуальном и духовном упадке человечества. Жизнь, как на микро-, так и на макроуровне, замедлилась – выпала из истории. После сворачивания советских проектов модернизации, таких как освоение космоса, технический прогресс не только не поднимает цивилизацию на новый уровень, но последовательно лишает людей всего человеческого. Мечты о космосе остались позади, зато в интернете люди вязнут в порнографии, блогерстве и рекламе.

По мере распространения искусственного интеллекта ослабевает интеллект самого человека. Freedom Liberator описывает зарождение искусственного интеллекта на примере разработанной Пентагоном системы бортовых суперкомпьютеров, контролирующей беспилотные летательные аппараты. Система похожа на человеческий мозг. В отличие от обыкновенных компьютеров, он устроен как нейронная сеть без жесткого диска или блока памяти – информация хранится в сетях. Решения о боевых действиях принимают не живые операторы, а сама система. Чтобы компьютер поставлял публике политически выверенные сведения о бомбардировках, в него загрузили «человеческий опыт» – архивы всех американских ток-шоу, когда-либо показанных по телевидению.

Пелевин подсказывает Скотенкову комичный способ сбивать летящие над афганской пустыней американские дроны: герой чертит на песке особые лозунги, содержащие неполиткорректные выпады против неолиберальных ценностей. При виде лозунгов компьютер, управляющий дроном, начинает испытывать сильные эмоции (гнев), в результате чего формируется искусственный интеллект, наделенный сознанием и волей. Как только это происходит, система зависает от переизбытка информации, дрон падает в пески пустыни, и искусственный интеллект умирает вместе с ним.

Пародийно изображая рождение машинного интеллекта в первой части повести, Пелевин обращается к важнейшим вопросам: чем традиционно считалось человечество, каково его современное состояние и как оно соотносится с постчеловеческим. Религиозная и традиционная гуманистическая мысль привыкла разграничивать живой интеллект и искусственно запрограммированный компьютер. Но в эпоху постмодерна, когда ум понимают как совокупность материальных процессов, эта граница стирается255. Если человеческое сознание само по себе выполняет различные операции по принципу компьютера, ничто не мешает технике постепенно выработать искусственный интеллект. Еще одна популярная тенденция – считать, что человек отличается от машины не столько разумом или способностью выбирать, сколько способностью к эмоциям. Например, по мнению Фрэнсиса Фукуямы, маловероятно, что машины станут похожи на людей, но не столько потому, что они никогда не смогут воспроизвести человеческий интеллект – в этом отношении они, скорее всего, достигнут заметных результатов, – сколько потому, что нет оснований верить в их способность перенять человеческие эмоции256. Тексты Пелевина ставят под вопрос традиционно приписываемые человеку свойства, в частности разум и сознание, однако способность испытывать эмоции, «красную спираль энергии», которая «дрожит в людях», по-видимому, не так легко сбросить со счетов257. Неслучайно во Freedom Liberator чувствительность искусственного интеллекта обостряется при виде неполиткорректных издевательских надписей на английском, приправленных русской бранью. Как «человеческий опыт», усвоенный суперкомпьютером, ограничен телепередачами, так ограничен и примитивный опыт Homo zapiens в «Generation „П“». Сколь бы комичной ни выглядела подобная версия, стоит особо отметить еще один аспект: машина, развившая искусственный интеллект, создана для убийства258.

В романе S. N. U. F. F., как и в «Ананасной воде», Пелевин обращается к проблемам медийного обмана, механизации человечества и искусственного разума. В романе изображен мир будущего, мир после ядерной войны, разделенный на две сферы: Бизантиум (Биг Биз) и Уркаину, или Уркаинский Уркаганат (Оркланд). Первая – процветающее, поощряющее предпринимательство, технически продвинутое западное общество. Вторая – разрушенная, экономически отсталая часть территорий бывших России и Украины. Земля находится в состоянии экологической катастрофы, поэтому процветающее население Бизантиума переместилось на искусственный спутник – «офшар» (очередной неологизм-каламбур), висящий над столицей Уркаины, Славой.

И Бизантиум, и Оркланд изображены в характерной для Пелевина язвительной манере, первый – как эксплуататорское, развращенное и лицемерное государство, увязшее в болоте политкорректности, второй – как отсталая и бессильная страна с потугами на воинственность259. Разделение мира на две расы, высшую и низшую – перекликающееся с романом Герберта Джорджа Уэллса «Машина времени» (The Time Machine, 1895), где действуют два вида существ, элои и морлоки, – намекает на исход холодной войны и рисует дальнейшую деградацию бывших России и Украины. Режим Оркланда носит иронично-тавтологическое название – «авторитарная деспотия». В Бизантиуме установлена «либеративная демократура» – еще одна ироничная отсылка к подавлению свободы, характерному как для Оркланда, так и для Биг Биза.

Если рядовых орков Пелевин изображает с некоторым сочувствием, население Бизантиума безнадежно порочно260. Сверхпотребительская «либеративная демократура» Бизантиума оснащена всеми достижениями техники прошлого, но уже не способна развивать ни науку, ни культуру. Ее население живет в «Эру Насыщения», «когда практически не меняются технологии и языки, человеческие и машинные, ибо исчерпан экономический и культурный смысл прогресса»261. Бизантиум считает живущих под ним урков (орков) недочеловеками. Он использует Оркланд как колонию и источник энергии (в Оркланде обширные запасы газа), скупает у него детей, устанавливает там марионеточное правительство (поддерживая пседоуголовную клику) и ради развлечения непрерывно ведет войну.

Одним из лейтмотивов романа снова становится проблема фиктивной реальности, созданной с помощью высоких технологий. Орки живут в нищете, но процветание Бизантиума – иллюзия. Подобно миражам, описанным в «Generation „П“» и Empire V, – например, возможности за крупную сумму купить грубо намалеванный вид из окна или видеокассетам с венецианскими пейзажами, демонстрируемыми на плазменной панели, – красивые дома, стоящие на открытых просторах офшара, на самом деле являются компьютерной проекцией. Лондон, излюбленное пристанище постсоветских нуворишей, – просто вид из окна: «Никакого другого Лондона уже много веков как нет. Если богатые орки живут здесь… [о]ни видят за окном ту же самую 3D-проекцию»262. В действительности даже элита на спутнике ютится в тесных комнатушках. Биг Биз назван «пустыней реального» – одна из многочисленных аллюзий Пелевина к Вачовски и Бодрийяру263.

Особенной остроты критика общества в романе достигает в изображении технически продвинутой непрерывной войны Бизантиума с Оркландом, в ходе которой сцены убийства и насилия записываются на камеру для игрового кино. Сотрудники СМИ с офшара провоцируют, ведут и снимают войну, чтобы развлечь пресыщенную публику. Демьян-Ландульф Дамилола Карпов, от лица которого ведется повествование, работает в медиакорпорации CINEWS и управляет дроном, оснащенным смертоносным оружием и видеокамерой. Работу пилота Дамилола выполняет, удобно устроившись на диване в своей гостиной. Его самолет стреляет по оркам и заодно снимает ролики для фильма. Название романа – сокращение от Special Newsreel Universal Feature Film, развлекательных фильмов,