Он вздрогнул. Помедлив, она повернулась. Они оказались лицом к лицу, их губы и глаза разделяло не больше дюйма.

Оба замерли, выжидая… раздумывая…

Люцифер поднял было руки, чтобы обнять ее, но остановился. Всего несколько часов назад Перси силой пытался добиться ее благосклонности. Сейчас Люцифер меньше всего на свете хотел бы напоминать ей об этом.

Она выглядела в темноте очаровательно. Бледный овал лица, на котором не было обычной маски суровости. Огромные глаза… Оценивающие… удивленные…

Он знал, чем хотел бы ее удивить…

— Полагаю, — его голос стал глубже, — что мне необходима награда за этот подвиг.

Филлида смотрела на него, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Его руки лежали на ее талии. Она фактически лежала на нем. Девушка понимала, что на самом деле Люцифер гораздо опаснее Перси. Но тогда почему она чувствовала себя в безопасности?

Она должна была бы разрешить эту загадку, но не могла. Не сейчас, когда его темные глаза смотрели на нее, когда она ощущала его тепло.

Он действительно заслужил награду. Если бы она была одна, то обязательно остановилась бы, начала оглядываться и, конечно, была бы ранена. А может, даже убита. Он заслужил награду, и ей не нужно было долго размышлять, чтобы понять, чего он ждет.

Его желание светилось в глазах, чувствовалось в напряжении тела.

Словно сам по себе, по своей собственной воле, кончик ее языка слегка высунулся. Она облизнула губы, и они слегка приоткрылись.

Люцифер вновь посмотрел ей в глаза. Он подождал, затем медленно приподнял одну бровь.

Филлида более не колебалась. Взяв его лицо в ладони, она прижала свои губы к его.

Они были такими же, как раньше, — живыми, твердыми, они заставили ее губы трепетать. Она поцеловала его, и он вернул поцелуй; лишь прикосновение, ничего больше. Она поцеловала его еще раз, и вновь ничего не произошло — она полностью владела собой. Какая-то часть ее сознания пыталась напомнить, что он очень опасен, остальное обещало новые ощущения и возможности. Было так много вещей, о которых она всегда хотела знать, так много чувств, которые она хотела испытать.

Филлида снова коснулась языком его губ, и они послушно приоткрылись. Она попыталась проникнуть внутрь и немедленно закружилась в карнавале восторженных чувств, скользя от одного ощущения к другому и возвращаясь к уже пережитому. Он давал все, что бы она ни просила; следовал всему, что она предлагала. Ощущение его языка, горячая влажность поцелуя — все это было для нее ново. И она наслаждалась каждым новым удовольствием, затем пробовала следующее.

Люцифер лежал неподвижно, позволяя Филлиде делать все, что она захочет. Ему пришлось собрать волю в кулак, чтобы не проявлять активности и дать ей возможность почувствовать себя зрелой двадцатичетырехлетней женщиной. Каждое движение в их поцелуях приближало ее к этому. Ее наивность вкупе со жгучим любопытством заставляли его задуматься, чем же занимались местные джентльмены последние шесть лет. Просили о помощи… да все, что угодно, но определенно никто не целовал ее. И уж конечно, не целовал так, как она того заслуживала…

Люцифер с усилием оборвал поток своих мыслей и сосредоточился на ее губах.

Ему казалось, что все идет замечательно, как вдруг девушка подняла голову.

Филлида смотрела на него и чувствовала, как сердце громко колотится в груди. Ее кожа, каждый нерв были напряжены; она чувствовала его тело, мощь его мужской силы, которую он так безуспешно пытался сдерживать. Она чувствовала его со всех сторон, но при этом не ощущала себя пойманной в ловушку или притянутой насильно. Она чувствовала, что тонет в собственной страсти.

Слово «искушение» великолепно подошло бы ему в качестве имени.

Филлида слегка нахмурилась, затем чуть напряглась, едва заметно:

— Пустите меня.

Его губы чуть дрогнули:

— Я вас не держу.

Щеки ее горели. Его руки, лежавшие на ее талии, могли бы обжечь. Она попыталась, оттолкнувшись, скатиться с него. Его пальцы слегка дрогнули, выпуская ее.

Поднявшись, девушка привела в порядок прическу, надела шляпу, затем, убедившись, что он тоже поднялся и готов продолжать путь, направилась к дому.

Люцифер последовал за ней, стараясь, чтобы его улыбка не выглядела слишком победно. Но он чувствовал себя больше, чем победителем. Он чувствовал гордость, словно она вознаградила его за нечто, что нельзя определить словами. Она доверилась ему так, как не доверялась никакому другому мужчине.

Он ждал этого, да, но ни в коей мере не заставлял ее делать это.

Она доверилась ему хотя бы в одном — и это уже хорошо. Ей было что-то известно об убийстве Горация. Единственная причина, по которой она до сих пор не рассказала всей правды, заключалась в том, что она не доверяла Люциферу. Но теперь, когда убедилась, что перед ней человек чести, она откроет свой секрет.

Следующая мысль пришла ниоткуда, нежданно. И разрушила его триумф, оставив горький привкус на языке. А чем он лучше остальных, тех, кто ухаживал за ней, чтобы получить определенные выгоды для себя?

Стиснув зубы, Люцифер постарался выбросить этот вопрос из головы.

Дом вырос перед ними, темный и безмолвный. Не проронив ни слова, они вошли и отправились каждый в свою комнату.

На следующее утро, довольно поздно, Люцифер вошел в собственную спальню в Мэноре и огляделся. Его туалетные принадлежности были разложены на столике. Он был уверен, что стоит открыть гардероб, и там обнаружатся аккуратно развешенные костюмы — Коуви не терял времени даром.

Люцифер позавтракал в Грейндже с сэром Джаспером и Джонасом. Филлида, как ему объяснили, была все еще в постели. Или, возможно, после прошлой ночи она решила не встречаться с ним так скоро. Если так, он был ей благодарен.

Перестав быть гостем, он прошел через лес к Мэнору, чтобы принять управление тем, что завещал ему Гораций. Поговорив с Коуви, Брислфордом и Хеммингсами, заверив их, что будет, безусловно, постоянно проживать в поместье и что просто счастлив, если они продолжат исполнять свои обязанности, Люцифер решил осмотреть дом и выбрать для себя комнату.

Но сначала он обосновался в библиотеке и занялся написанием писем. Одно родителям, одно Девилу, одно Монтегю и приглашения Додсуэллу. Он не знал, где сейчас Габриэль и Алатея, поэтому не мог написать им. Неужели после их свадьбы прошло всего четыре дня? Казалось, миновали недели.

Оставив письма Коуви, с тем чтобы тот отнес их в «Красные колокола» и отправил, Люцифер побрел наверх.

Он выбрал именно эту комнату из-за окон и обилия света. Комната, которую занимал Гораций, тоже была просторной, но на теневой стороне, и выходила окнами во двор.

Из этой же комнаты открывался великолепный вид на сад, подъездную дорожку и ворота. В то же время сквозь боковые окна можно было увидеть луга, кустарники и озеро. Между оконными проемами располагалась огромная кровать с балдахином, покрытая роскошным золотисто-красным покрывалом с гостеприимно разложенными подушками. Полог из такой же ткани был присобран золотым шнуром вокруг четырех столбиков по углам кровати.