Седьмая группа состояла приблизительно из 8 офицеров железнодорожных войск, прибывших в 1932 г. на учения и пробывших в Германии 2–3 недели… Восьмая группа состояла из 4 офицеров войск ПВО, прибывших в 1932 г. на учения и находившихся в Германии 10 дней… Девятая группа состояла из 4 человек, прибывших в 1933 г. для обучения на 3 месяца в академии Генштаба. В состав этой группы входили Урицкий, Левандовский, Дубовой и Примаков.

Помимо указанных в Германию в тот период прибыли еще одна или две группы»[228].

Результаты сотрудничества обсуждались на совещании в РВС СССР под председательством С. С. Каменева в апреле 1928 г. Был принят ряд конкретных решений, направленных на использование позитивного немецкого опыта в организации учебы комполитсостава РККА и совершенствовании штатно-организационной структуры частей и подразделений[229].

Однозначно положительно были оценены поездки краскомов в Германию:

«В прошлом году мы имели первый опыт длительных командировок наших тт. в Германию для изучения современной постановки военного дела. Командированы были т. Уборевич, который прожил здесь 13 месяцев, и тт. Эйдеман и Аппога, пробывшие около 3-х с половиной месяцев. Товарищам, особенно Уборевичу, в рейхсвере были открыты почти все двери, за исключением лишь абсолютно секретных вещей. Они слушали лекции в академии, решали вместе с немецкими слушателями академии военные задачи, посещали казармы, знакомились с зимним обучением во всех частях войск, видели и испытывали все технические достижения, введенные в германской армии, знакомились с организацией управления армией и ее снабжения. Когда тт. Эйдеман и Аппога уехали и остался один Уборевич, к которому немцы относились с особой симпатией, они показали ему еще больше, чем другим, и он несомненно может считаться сейчас одним из лучших иностранных (а не только русских) знатоков современной германской армии. Уборевич и его товарищи пробили брешь, и в этом году приехала для длительной стажировки новая группа наших командиров. Пока приехало 5 человек. Из них двое на год, а трое на полгода. В мае ожидается еще 7 человек, которые пробудут здесь весь период полевых поездок и маневров, то есть примерно 4 месяца. На маневрах будут присутствовать и товарищи, проводящие здесь зимний период учебы»[230].

Характеристика в адрес немецких «гостей» также вполне позитивна.

«В этом году немецкая делегация на наших маневрах выгодно отличалась от прошлогодней тем, что во главе ее стоял начальник немецкого оперативного штаба полковник (ныне уже молодой генерал) Бломберг. Мне пришлось разговаривать с некоторыми участниками немецкой делегации на наших маневрах. С другими говорили Уборевич и Корк, – писал Крестинский Сталину. – У всех очень благоприятное впечатление. Бломберг сделал ряд критических замечаний, но признает рост и силу Красной Армии. Я говорил с полковником Кёстрингом, который во времена генерала Секта заведывал в рейхсвере русским отделом, а сейчас находится в строю, командует кавалерийским полком. Он говорил мне о хорошем впечатлении, произведенном на него как на кавалериста нашей кавалерией, а также об удачных авиахимических опытах»[231].

В 1928 г. начальник разведуправления Генштаба РККА Я. К. Берзин докладывал наркому Ворошилову о необходимости «в максимальной степени использовать возможность обучения и усовершенствования нашего командного состава путем посылки на последний курс немецкой академии, для участия в полевых поездках, маневрах и т. д. Равным образом практиковать командировки отдельных специалистов для изучения способов и методов работы в отдельных отраслях военной промышленности»[232].

Ему вторил полпред СССР в Германии H. Н. Крестинский, в письме И. В. Сталину от 28 декабря 1928 г., анализируя деятельность советско-германских предприятий и ее перспективы, он писал:

«Я попытаюсь взвесить, кому и что дает это сотрудничество. Что получаем мы. Во-первых, ряд наших практических военных работников может и получает в Германии современную военную школу. Во-вторых, и эти товарищи и товарищи, командируемые на маневры, получают возможность путем ознакомления с одной из лучших по качеству и по снабжению иностранных армий подойти критически к нашей военной организации и нашему военному строительству. Мы имеем в герм, армии масштаб для сравнения, мы видим слабые и сильные, по сравнению с немецкой армией, стороны нашей Красной Армии. И можем вносить в наше военное строительство соответствующие изменения. В-третьих, приезжающие к нам немецкие военные, убеждаясь воочию в силе нашей армии, способствуют созданию соответствующего отношения к нам как к военной силе и в Германии, и за границей. А это один из шансов, уменьшающих опасность нападения на нас. В-четвертых, работники рейхсвера, входя и в Германии, и в СССР в непосредственное повседневное общение с нашими командирами, персонально сближаются с ними, и таким образом, в рядах немецких военных поддерживаются симпатии к нам, основывающиеся до сих пор на соображениях совместной вражды к Польше и отчасти к Антанте. Наконец, в-пятых, создание у нас военно-технических школ увязывает не только отдельные группы немецких офицеров, но и весь рейхсвер как таковой с нами»[233].

Крестинский анализировал и политические аспекты обмена, приходя к выводу, что сотрудничество никоим образом не сказывается на репутации СССР в глазах мирового рабочего движения (так называемую пробуржуазную общественность советская дипломатия в данном случае во внимание не принимала):

«Опасно ли это сотрудничество для нас политически? Мы не являемся единственной страной, имеющей с немцами аналогичного рода военные отношения. На немецких маневрах бывают венгерцы, швейцарцы, литовцы, бывают, если не ошибаюсь, болгарские и турецкие офицеры. И наше участие на маневрах и поездки наших товарищей на длительное время в Германию не представляют сами по себе ничего компрометирующего нас как государство. Немцам нужно было бы более бояться этого, чем нам»[234].

Бломберг отметил в итоговом докладе после посещения России в 1928 г., что на встрече с ним нарком обороны Ворошилов подчеркнул ценность для Красной Армии изучения немецкой армии и ее методов обучения командиров. Он выразил просьбу об увеличении числа командированных, а именно: 5 офицеров на длительное время для учебно-образовательных курсов руководящих штабных офицеров, 5 офицеров технических войск во время основного образовательного процесса[235].

Ворошилов, однако, упомянул и о том, что в вопросе создания немецких школ в Липецке и Каме у советского правительства нет единого понимания. Было бы дешевле, считал он, если бы теперь также главное командование армией вступилось за эту идею перед правительством[236]. Таким образом, устами главы оборонного ведомства (а Ворошилов мог озвучивать лишь мнение, сформулированное Сталиным) был обозначен внутренний конфликт в руководстве СССР в оценке сотрудничества и в то же время – стремление военного ведомства продолжить контакты.

Обещание воздействовать на немецкий Генштаб Бломбергом, однако, не было дано. Было указано на то, что военные отношения зависят от одобрения рейхсправительства.

«Деятельность III Интернационала продолжает доставлять неприятности правительству Рейха. (Бломберг подразумевает активность руководства СССР по подрыву ситуации в Германии через КПГ. – Ю. К.) Поэтому может возникнуть ситуация, когда правительство Рейха по внутриполитическим причинам будет вынуждено отклонить увеличение команды. Было бы желательно, чтобы со стороны Красной Армии было оказано влияние на руководящие инстанции с тем, чтобы не возникали политические осложнения»[237].