– Семнадцать исполнилось. Я оставила им записку – объяснила все в двух словах. На самом деле, думаю, они вздохнут с облегчением, ведь мы не очень-то ладили, и я только портила им жизнь. К тому же у них и со своими детьми проблем хватает. Вот устроюсь и позвоню им – пусть знают, что я и одна проживу. – А где будешь работать в Лондоне – знаешь? Тебе же понадобятся деньги не только на билет, чтобы чувствовать себя удобно во время перелета. – Нет, пока без понятия, но приработков в Лондоне предостаточно. Главное – побыстрее заработать, а в самом худшем случае, что ж, придется выйти на панель… у меня одна подружка этим занимается – знал бы ты, сколько она зарабатывает! Да и что здесь такого, в конце концов.

Мартин воззрился на нее, не веря своим ушам. – Мартин! Я же пошутила! – сказала Кейт, едва не обидевшись, что он поверил. – А у тебя есть дети? – Нет… Впрочем, был сын, его звали Жюль, но он умер, когда ему и трех месяцев не было. – Ах какая жалость…

– Не стоит сожалеть – дело прошлое. Ему было бы сейчас столько же лет, сколько тебе, будь он жив… С этими словами он поднял большой камень и швырнул его в пропасть.

Жюль.

Он удивился, что пошел на такую откровенность: ведь у них с Шарлоттой эта тема с годами стала чуть ли не запретной. Мартин был не из тех мужчин, что любят бередить старые раны, к тому же, сказать по правде, он даже не успел привыкнуть к младенцу, хотя, насколько ему было известно, Шарлотта безмерно страдала, что его больше нет рядом; она думала об этом крохотном существе, когда оно еще находилось под защитой в ее утробе, и потом – когда она держала его, такое хрупкое создание, на руках… и даже после того, как его не стало, она вполне осознанно искала его в лицах и жестах других малышей, а чуть погодя – детей постарше. Три недели назад, когда Мартин заглянул к ней в студию, пока она гостила у одной из подруг, он наткнулся на последнее полотно из серии, которую Шарлотта начала через год после смерти Жюля и которую пополняла новой работой в каждый его день рождения. Таким образом, всего там оказалось семнадцать полотен, и на каждом Жюль был изображен в определенном возрасте, на определенном этапе жизни, которой у него не было; то были единственные дорогие ей работы – она хранила их у себя и ни за что на свете не согласилась бы выставить на всеобщее обозрение, чтобы к ним прикоснулся чужой взгляд. Шарлотта долго не соглашалась родить другого ребенка, искренне полагая, что невозможно восполнить невосполнимое. Потом, с годами, у нее снова появилось желание стать матерью – однако судьба не решила обрадовать.

Дай им судьба второй шанс, быть может, и жизнь сложилась бы совсем по-другому. – Вот, послушай-ка, – сказала Кейт, передавая один наушник Он вставил его себе в ухо – и сразу же узнал первые такты композиции «Есть свет, который никогда не угаснет».

– Тебе нравятся «Смитс»[22]? – спросил Мартин. – Все больше и больше, мой бывший парень приобщил, а эта песня мне нравится особенно. – Я веселился на их концерте в Лондоне в 1986-м с моим старшим братом по случаю выхода «Королева мертва»[23] , мне тогда было столько же лет, сколько тебе, с тех пор я их слушаю почти каждую неделю.

– А ты, я вижу, неплохо знаешь восьмидесятые, – снисходительно проговорила Кейт. Мартин расхохотался – и уже хотел было сказать, что не задумываясь снова вернулся бы туда, но воздержался. Кейт улыбнулась и стала напевать: – «Качу я в твоей машине / И совсем не хочу домой, / Ведь дома у меня больше нет…»[24]

– А у тебя здорово получается, – с неподдельным удивлением заметил Мартин.

– Намного хуже, чем у матери, но, как говорится, сойдет. Пению я никогда не училась, да и вообще с музыкой здесь беда. Вот прилечу в Калифорнию и первым же делом подыщу какую-нибудь сносную группу, а там и выступать начну. Славы мне не надо – плевать, хотелось бы просто выступать по вечерам перед разной публикой. Я часы напролет упражнялась, запершись в комнате, – воображала себя перед всей этой публикой, представляла, как они глядят на меня и как мой голос проникает к ним в душу. Кстати, так мои родители влюбились друг в дружку – в тот день моя мать как раз пела в лондонском парке. Мой отец гулял там с друзьями, голос матери его буквально заворожил, и он забыл обо всем на свете. Он подобрался поближе к сцене – их глаза встретились, произошла странная штуковина: их обоих вроде как током шарахнуло. С тех пор они никогда не расставались. А эту историю они рассказали мне как-то после обеда, когда малость подвыпили, так что не знаю – может, на самом деле у них все было не так уж романтично… Что ни говори, ты, наверно, посчитаешь меня за дурочку, но с тех пор я твердо знаю – в один прекрасный день со мной случится то же самое… Кейт повернулась к Мартину – на губах у него сияла улыбка.

– А ты не смейся! – сказала она, толкнув его в плечо. – В моем возрасте я имею полное право верить во всякую чушь… В твоем возрасте человек имеет право на все, подумал он, убирая пачку сигарет в карман пальто, откуда выпал его бумажник – прямо на траву. Из бумажника вывалилась фотокарточка – Кейт тут же ее подняла.

На ней были изображены Мартин в обнимку с Шарлоттой – оба смотрели прямо в объектив. Снимок был сделан в Париже на Мосту искусств. Он возил ее туда на выходные через полгода после смерти Жюля. – Твоя жена? Как ее зовут? – Шарлотта, – прошептал он.

– Да она у тебя просто красавица!

Конечно, красавица – была… она была самой красивой женщиной из всех, которых он знал, а теперь ее красота застыла – похолодела, испачкалась землей. Померкла от прикосновения его рук.

На него нахлынуло волнение, да так внезапно, что он не смог его сдержать. Он вовремя отвернулся, чтобы Кейт не заметила его слез.

Его руки сжимали ей шею все крепче, он был опьянен яростью и без всякого сожаления смотрел, как мертвеет ее взгляд. Она не сопротивлялась, ни разу не дернулась.

Просто смотрела ему в глаза, как будто все это не имело для нее никакого значения. Наверное, она думала, что он не пойдет до конца. Наверное, только на это и надеялась. – Очень сожалею, если брякнула не то, – сказала Кейт, убирая фотокарточку обратно.

– Нет, все нормально, не бери в голову.

– Просто я все про себя да про себя, а про тебя, в конце концов, я ничего не знаю…

– И что же тебе хочется знать?

– Ну, например, чем ты занимаешься по жизни? – Работаю издателем, в Лондоне. – Ух ты… здорово! Ладно, я хоть и не большая любительница чтива, но думаю, работенка у тебя классная! Ты издаешь бестселлеры? – Нет, не совсем – главным образом книги по искусству.