— Ну да, большинство названных — евреи, — с усмешкой кивнул Михаил, — и можно решить, что я предвзят и качу бочку на евреев. Только ты вот о чем подумай Лев, как к вам начнут относиться, после того, как это все станет широко известно? А оно станет известно, шила в мешке не утаишь. Я же и расскажу. Скажут, евреи продали Россию американским банкирам. Ну и как водится, опять начнут кричать: «Бей жидов — спасай Россию!»

Мехлиса аж перекосило.

— А все из-за вот этих тварей. Ну и большевики, конечно, после такого сильно потеряют свои позиции. И ты потонешь вместе с ними.

Мехлис как-то сгорбился и нахмурился еще сильнее, так что брови сошлись на переносице.

— Зачем вы мне это говорите? — спросил он глухо. — Что вы от меня хотите?

— Я хочу, чтобы лично ты и твои товарищи по партии поняли, что я ничего не имею против большевиков, среди вас много достойных и порядочных людей, что могут принести много пользы и я готов с вами работать, сам социал-демократ и у меня с вами общие стратегические цели при некоторых тактических расхождениях, но… но я буду работать только с настоящими большевиками, с теми кто реально боролся против царизма и капиталистов с банкирами, а не сидел по заграничным кафе и пивным попивая кофей и пивко на деньги банкиров. Эти для меня враги. Понимаешь?

— Да…

Мехлис поднял голову и сверкнул глазами. Черты лица его обострились и теперь он походил на какого-то подобравшегося и готового к прыжку хищника, вроде хорька.

«Реально фанатик», — подумал Михаил.

— Потому Лев, пообщайся со своими товарищами по партии. Обсуди с ними этот непростой момент, что дискредитирует, как саму партию, так и вас как нацию. Сам должен понимать, когда большая часть верхушки партии евреи, при этом часть ее связаны с банкирами, выглядит все это крайне скверно. Отрекитесь от продавшихся банкирам…

— Хотите, чтобы мы вступили в вашу СДПР?

— В идеале — да. Ты уже ознакомился с программой СДПР?

— Нет…

— Вот, почитай, — протянул Климов брошюрку. — Но далеко не все согласятся пойти под мою руку, я все-таки совсем не марксист. Те, кто не согласится, но при этом отрекутся от банкирских наймитов, пусть выделяются в отдельное движение. Только они смогут принять участие в выборах Всеклассового Совета Одессы.

— Всеклассового?

— Ну да. Почему должны управлять государством только рабочие и крестьяне? Ну хорошо, дворяне — чуждый элемент, хотя тот же Ленин к слову сказать сам из дворян… А как же остальные? Почему такая дискриминация для других классов общества, тех же ученых, инженеров? В конце концов ты ведь сам ни разу нерабочий и тем более не крестьянин, как и большинство твоих товарищей.

Тут Мехлис смутился. Ну да, до того, как загремел в армию, работал конторщиком и домашним учителем. А Климов продолжил:

— И тем более не могу понять принцип Диктатуры пролетариата. Разве пролетариев в России большинство? Большинство крестьян! Что тогда получается? При царе правило меньшинство: помещики, чиновники, буржуи, а теперь большевики хотят того же? Какая это власть народа?! Почему забыли ученых и инженеров? Они ведь тоже трудящиеся — придумывают новые машины, лекарства и много еще чего полезного. Профессора и учителя тоже трудящиеся? Ты ведь сам учительствовал? Так это что, не труд? Сколько надо сил потратить чтобы кого-то чему-то научить! Это же просто адский труд! А служащие и офицеры живущие на одну зарплату? У всех должны быть равные права! Ведь ради этого революция и проводилась, ради равенства! Разве не так? И почему диктатура? А где те самые Советы, о которых так много кричали большевики? Ведь государство большевики назвали Советским, но при этом Советы по факту лишены полномочий из-за введения диктатуры пролетариата. Тебе не кажется Лев, что что-то сильно неправильно и извращено? Не видишь тут противоречий?

Мехлис поджал губы.

— Вижу… Теперь вижу.

И снова сверкнул глазами.

— Ну так что, поговоришь со своими товарищами по партии? Я в любом случае прямо сейчас всех выпущу. Кроме Евгении Бош и еще парочки… людоедов. Но сам должен понимать, такие зверства прощать никак нельзя, так что их будет судить Выборный Революционный Трибунал. Какой мерой меряете, такой вам и отмеряно будет. Обливать их водой до состояния ледышки и топить конечно не станут, как и в топку пихать, просто расстреляют.

«Да и чахоточная она, по любому эту туберкулезницу надо гасить, чтобы просто других не заражала», — подумал Климов.

Мехлис понятливо кивнул, после чего сказал:

— Поговорю…

Полковник и протянул папку.

— Тут фотокопии некоторых документов. Захотите увидеть оригиналы, приходите.

Имелась возможность еще и эсеров с меньшевиками прессануть компроматом в крайнем случае состряпав липы, благо бланки имеются, но это уже опасно в том плане, что против Климова тогда объединятся все партии. А так все кинутся рвать большевиков, а большевики разосрутся с прочими и в свою очередь могут хорошо порвать своих «попутчиков»: эсеров, меньшевиков и анархистов.

Вообще многие держатели компромата погорели именно из-за того, что держали слишком много компромата, на слишком многих. Так что с компроматом тоже нужно уметь работать, бить точечно, а не по площадям.

Глава 5

16

Сразу после Мехлиса, полковник пригласил на разговор новых гостей из числа членов Румчерода.

С крестьянскими представителями общаться оказалось тяжело или скорее муторно, ибо в отличие от партии рабочих во главе которой не было ни одного рабочего, а одни лишь «вшивые интеллигенты», во главе крестьянских обществ стояли именно крестьяне со всеми вытекающими из этого следствиями — обстоятельные и при этом какие-то хитрожопые, да с подвывертом, то и дело прикидывающиеся туповатыми простачками из-за чего Михаилу одно и тоже приходилось разжевывать по десять раз под разными соусами и под конец он хотел их всех пристрелить особо извращенным способом… в голову, но через задний проход.

Создавалось впечатление, что они специально пытаются вывести его из себя, не то какая-то психологическая проверка, не то просто чтобы потом поржать в своем кругу над «барином». Но Михаил стойко «держал лицо» не дав прорваться ни одной негативной эмоции и продолжил разговаривать ровно-доброжелательно.

— Итак,