– Никогда такого не слышал, – изумился Дорин. – Так ты что, четыре класса не отучился?

– Я просто много раз начинал учиться и ни разу не закончил, вот что я имею в виду. А ты мне хочешь сказать, что слово «брелок» происходит от французского breloque и является чистым корнем и потому должно склоняться целиком. Но это – бред. Оно живет в русском языке и обязано подчиняться его законам. Иначе мы должны говорить «пари» вместо Париж, не добавлять букву «ы» в конце слова «баксы» и называть «Поле чудес» – «Колесом фортуны». Они же говорят «The flying of "sputnik"», а не «The flying sputnika», хотя по-русски правильно – последнее.

– Не любишь заимствований, Маркиз?

– Я глупости не люблю, – пробурчал тот, укладываясь спать, – а не заимствования. Я бы принял закон, запрещающий делать, как в Америке, Японии или в Германии и подвергающий, нарушающих оный уголовному преследованию. Потому что надо у них учиться, а не обезьянничать…

Все это было вчера, а сегодня с утра Яков дал Дорину телефонный жетон, и он пошел звонить Мите Волу. У того не брали трубку, и Андрей начал думать, что журналист еще не вернулся с югов. Ходить к автомату было трудно, но Дорин заставлял себя, памятуя слова Маркиза о том, что небольшая нагрузка ему полезна.

А когда дозвонился, несколько минут так и не мог понять, что произошло. Потому что Митя, узнав, кто это, радостно заорал и просил немедленно приехать. Он не слушал никаких возражений, сказал, что костюм и отсутствие паспорта не имеют никакого значения, и Дорин сдался. Единственное, что он выторговал себе, это то, что ему не придется тащиться на метро через весь город. Вол обещал сам заехать за ним на машине и отвезти куда надо. А куда, собственно, надо?

Прошло больше суток после встречи с Волом, но он пока не звонил. Лена не находила себе места. Ей не удалось заставить себя позавтракать, правда, с Сонечкой она немного поиграла. Гулять же с дочерью она не пошла, боялась отдаляться от телефона. Вол знал оба номера: и мобильный, и домашний и мог позвонить на любой из них.

Андреевская мерила шагами квартиру или сидела на кухне, покачивая головой в такт, даже ей самой не слышной, музыке, и думала, думала, думала, что еще она может сделать.

Гришка звонил с утра и ничем не порадовал. Никаких новостей по ментовской линии не получил ни он, ни его Петр Семенович. Проверка шофера Сереги Печорина также ничего не дала. У милиции была информация, что он несколько лет работал с «ночными бабочками», развозил их по адресам, но это криминалом не являлось, поэтому никакого материала на него не собирали.

Брайловский зато, будучи абсолютно уверен в невиновности Андрея и к тому же чувствуя свою вину в том, что происходит с другом, придумал способ, как ее, невиновность друга, доказать. Он считал, что в том состоянии, в котором Дорин явился к нему на утро после преступления, нельзя совершить не только убийства, но и комара-то прихлопнуть невозможно. Поэтому он предложил подумать и поискать, где был Андрей той ночью, чтобы проверить и подтвердить его алиби. Ну, если не на всю ночь, то хотя бы на часть.

Он не очень хотел излагать Лене эту идею, опасаясь, что Дорин, хотя и не помнил ничего, какое-нибудь преступление все же совершил, если не уголовное, то уж моральное. Но Андреевская легко вынула из своего бывшего мужа все его секреты и идею одобрила. Она попросила Брайловского не переживать по поводу грехопадений Андрея, сказав, что это их внутренние проблемы и они сами как-нибудь разберутся. И если он найдет какую-нибудь мамзель, которая провела эту ночь с Андреем и готова сие подтвердить на допросе, то она, Лена, глаза ей выцарапывать не станет.

Когда же Андреевская вспомнила и честно призналась Гришке, что Дорин в тот вечер ушел из дома голодным, тот высказал еще одну здравую идею – не напился ли Андрей в каком-нибудь кабаке, куда отправился поужинать? Он попросил Лену выяснить во всех их традиционных точках, не появлялся ли там Андрей, а сам начал обход ближайших к дому ресторанчиков и кафе. Андреевская обзвонила все знакомые места, но ни в итальянском «У Альберто», ни в любимом китайском, ни в немецком Дорин не появлялся.

После этого она хотела присоединиться к Гришке, но ожидание звонка Вола привязало ее к квартире. Она взяла свою записную книжку и принялась листать ее в поисках человека, который может хоть что-нибудь знать об Андрее. Ага, Васька…

Лена набрала номер. Вообще-то она не очень любила звонить сыну Андрея, не потому что у них были какие-то проблемы, наоборот, они друг другу весьма и весьма симпатизировали, просто ей не доставляло удовольствия общаться с Валентиной, бывшей женой Дорина. Дурно понятое православие делало эту женщину абсолютно невыносимой. А может быть, и наоборот, невыносимые черты ее характера заставили ее дурно понять православие?

Но Лене повезло, трубку взял Дорин-младший. К сожалению, он ничего не слышал ни об отце, ни от отца уже больше недели. Как ни старалась Андреевская говорить спокойно и беззаботно, Васька все-таки напрягся и спросил, что случилось и почему она ищет отца, разве его нет дома?

– Ну, мы поссорились немного, – запинаясь, сказала Лена.

– Вы? Поссорились? – В голосе мальчика слышалось такое изумление, что Андреевская неожиданно поняла, что их отношения с Андреем были для Васьки чем-то значительно большим, чем просто отношениями его отца с новой женой.

– Ну, знаешь, он уезжал несколько дней назад, – вдохновенно начала врать она, чтобы только не ломать этому мальчишке что-то, во что он так искренне верит, – зашел ко мне утром попрощаться, а я не выспалась, Сонечка «дрозда давала» всю ночь. Короче, я ему нагрубила. Всю жизнь пытаюсь научиться быть терпеливой, но никак не могу. Знаешь, я иногда напоминаю себе человека, который мечтал научиться играть на пианино, но не мог, потому что у него были такие толстые пальцы, что застревали между клавишами.

Она услышала Васькин смешок и облегченно вздохнула.

– Короче, он должен был вернуться вчера, а его нет. Я и подумала, может быть, он обиделся и домой не идет?

– Да нет, – важно сказал Василий, – отец – необидчивый, он просто немного задержался. Но если появится, я скажу, что ты его искала.

Это «ты» было еще одной победой Лены в отношениях с сыном Дорина. Понадобилось почти два года, чтобы пятнадцатилетний пацан стал звать ее просто по имени. А для нее это было очень важно – обращение на «вы» почему-то лишало ее теплоты и ощущения семьи.

Следующий телефон, принадлежавший человеку, который мог хоть что-нибудь знать об Андрее, попался ей на глаза через пару листков. Звонить, правда, по нему не хотелось, но…

– Здравствуйте, Глеб Аверьянович, – наигранно бодрым голосом сказала она, – Это Лена Андреевская вас беспокоит.

– Здравствуйте, Леночка. Как поживаете? – Фишерович, даже когда говорил самые обычные слова, интонацией или гнусным смешком умудрялся придавать им какое-то гаденькое значение. – Зачем вам, такой красивой и молодой, мог понадобиться больной и одинокий старик?