Увидев его, женщина вздрогнула, и на ее лице отразился испуг, но в следующий миг ее черты вновь приобрели свойственное ей бесстрастное выражение, скрыв эмоции под маской королевской элегантности. Рот управляющего скривился в беспокойной улыбке, и он нервно сомкнул костлявые ладони.

— Лорд де Кресси, что вам угодно?

Фокс хотел направиться к ним, но тут вспомнил о своих обросших жирной грязью сапогах. Первое его желание — бросить вызов всей роскоши убранства, пройтись по роскошному ковровому покрытию, оставляя за собой комья грязи, — растворилось в разумности доводов, состоящих в том, что он собирался испортить собственные ковры. Фокс наклонился, снял обувь и босиком пересек комнату.

— Мы с миледи обсуждаем пополнение продовольственных припасов, — пояснил управляющий. — По моим оценкам, мы располагаем двухмесячным запасом солонины и в избытке имеем горох и другие овощи нового урожая. Что же касается зерна, то его у нас явно недостаточно. Хотя сейчас, в такое время года зерно всегда приходится экономить. Подобная ситуация сохранится до жатвы.

— А когда наступит пора снимать новый урожай? — Фокс подошел к окну и выглянул наружу. Стекло оказалось волнистым и местами с трещинами. Поскольку светлица выходила во внутренний двор крепости, то смотреть особенно, было не на что. Но ему не составило труда осознать преимущества остекления — даже при закрытом окне солнечный свет спокойно проникал внутрь. Зимой комната будет райской гаванью, светлой и уютной по сравнению с ледяной стужей остальных помещений замка.

— Вдоль реки уже начали жатву. Но я затрудняюсь сказать, когда приступят к сбору урожая на других полях. За Уилфордом обычно на неделю или две запаздывают.

— Уилфорд? — Фокс повернулся. — Еще одна деревня? Часть угодий Мортимера… то есть моих?

— Да, милорд. Она меньше, чем Вэлмар, и урожай они снимают небогатый. Но их овцы дают много шерсти. — Управляющий на минуту запнулся. — Вам лучше обсудить такие вещи с Озбертом. Он лучше меня знает, какого урожая ожидать. Мне известно, что год выдался благоприятный и виды на урожай хорошие.

Фокс всем своим существом ощущал присутствие Николь, находившейся от него всего в нескольких футах. И как всегда в ее присутствии, он почувствовал, что все мысли куда-то испарились. Чтобы не поддаваться искушению, он отошел в сторону и переключил внимание на убранство покоев. На столе рядом с креслом, накрытым черно-белой коровьей шкурой, лежала шахматная доска с расставленными на ней фигурами из слоновой, кости и оникса. «Интересно, с кем она играла?» — всплыл в его сознании нечаянный вопрос.

Тотчас в его воображении возникла сцена. Он видел за шахматной доской Николь и неизвестного мужчину с расплывчатым лицом. Они весело смеялись и бросали друг на друга полные нежности взгляды. Он опустил глаза и представил на полу, застеленном овечьими шкурами, отделанными по краям кистями и тесьмой, их обнаженные тела, переплетенные в жарких объятиях.

Усилием воли Фокс заставил себя сосредоточить взгляд на управляющем.

— Я найду Озберта и попрошу его показать мне окрестности. Но все же мне бы хотелось получить более обстоятельные сведения о положении вэлмарской крепости. Как насчет фуража для домашней скотины? Хватит ли у нас для нее корма до того момента, когда наступит время пустить ее под нож? И есть ли у нас еще один колодец на тот случай, если неприятель найдет способ, как отравить главный источник воды?

Николь исподтишка наблюдала за беседой мужчин — худощавым седобородым управляющим и гладким, крепким рыцарем с буграми мышц, Фокс оживленно жестикулировал, размахивая изборожденными боевыми шрамами руками с длинными чувствительными пальцами. И ее пронзила дрожь желания. Она слишком хорошо помнила, что испытывала, когда его умелые руки проворно обследовали ее тело. Она сделала глубокий вдох. Ей нестерпимо хотелось придумать способ, как заставить его прикоснуться к ней снова, чтобы повторно пережить волшебные мгновения.

Она с упоением разглядывала его узкобедрую длинноногую фигуру и не могла не восхищаться грацией его движений. Мужчина напоминал ей серо-белого кота по кличке Гимлин. Грациозный зверь хозяйничал на верхних этажах замка, представляя смертельную угрозу для местных мышей. Мужчина и кот обладали гибкостью и стремительностью, не вязавшимися с их небывалыми размерами и исключительной физической силой. Она вспомнила, как держала на коленях Гимлина и гладила его мягкую шерстку, потом ее воображение нарисовало ей сцену, в которой она проделывала то же самое с Фоксом — перебирала его блестящие черные волосы, потом ласкала его колючий, поросший черной щетиной подбородок. Перед ее мысленным взором возник его впечатляющий торс, склоненный над ней, его широкие, как крылья ангела, плечи, мускулистая грудь, слегка затененная черным островом жестких курчавых волос, его плоский живот. О, как было соблазнительно и мучительно исследовать ладонями его твердые мышцы, туго натянутую шелковистую кожу, пробежать пальцами вниз по волосистой дорожке до… до его потрясающего мужского достояния из плоти… Взять его в руки и ощутить его силу и крепость.

Прошлой ночью она почти не имела возможности разглядеть его массивное, увесистое копье, обтянутое атласной кожей, но она чувствовала в себе его раскаленное древко, всю его невероятную протяженность. Женщина едва удержалась от стона и, заставив себя оторвать от него взгляд, сосредоточилась на работе. Она принялась сортировать разноцветные нитки и раскладывать их по цветам. Но ее женское естество уже отреагировало на откровенные видения, отозвавшись пульсирующей болью и выделением сока любви.

Она осмелилась поднять голову от вышивки, только когда Фокс и управляющий направлялись к двери. Не доходя до порога, Уоррин повернулся и склонился в легком поклоне.

— Миледи… — произнес он, прощаясь.

Фокс тоже повернулся и остановил на ней взгляд. Он ничего не говорил, но его темный, пристальный взгляд прожигал ее насквозь, оставляя в теле огненный след. Тогда Уоррин что-то промолвил, и Фокс отвернулся от нее, чтобы последовать за стариком.

Николь изо всех сил старалась сохранять самообладание. Ей нужно было как-то совладать с собственной похотью. Когда Фокс находился рядом, она забывала обо всем на свете и теряла бдительность. В его присутствии ее воля слабела, а мозги плавились, превращаясь в пудинг.

Когда дверь за мужчинами притворилась, Николь вскочила на ноги, охваченная страстью. Она должна во что бы то ни стало придумать, как завлечь его в свою постель. Больше ей от него ничего не нужно. Она не могла ни доверять ему, ни испытывать к нему каких-либо чувств; единственное, чего она хотела, ощутить его в себе. Наполнить свое лоно его большим, твердым и жгучим копьем, иначе она сойдет с ума.

Николь встала с постели рано, задолго до того, как Старушка Эмма, стеная и жалуясь на больные косточки, сползла с соломенного тюфяка за порогом покоев своей госпожи. Николь надела простую коричневую юбку, поверх которой набросила плащ из грубой шерстяной ткани красновато-коричневого цвета. Два года назад, когда она впервые пришла в деревню, то первым делом приобрела для себя эту непритязательную одежду, обменявшись с женой коробейника, предложив той свой богатый наряд из малиновой венецианской парчи.