— Почем я знаю! — сказал Гарри из-под своего мокрого от слез укрытия.

Грейс громко и пренебрежительно заговорила о браке Двейна:

— Он до того боялся всякого секса, что нарочно женился на женщине, и слыхом не слыхавшей обо всем таком. Она готова была покончить с собой, чуть только про это заговорят. Вот и покончила, — добавила Грейс.

— А Олениха нас не слышит? — спросил Гарри.

— Хрен с ней, с Оленихой, — сказала Грейс. Потом добавила: — Нет, ничего Олениха не слышит. — «Оленихой» они условно называли свою черную служанку, которая в это время была от них далеко, на кухне. Лесабры и всех других черных людей называли «оленями» — это у них был такой условный код, чтобы можно было вслух говорить о множестве проблем в жизни города, связанных с черными, но так, чтобы не обидеть черного человека, если он вдруг услышит их разговор. — Олениха, наверно, дрыхнет или читает «Журнал Черных пантер», — сказала Грейс.

Главная «оленья» проблема заключалась в следующем: теперь черные люди были не нужны белым — разве что белым гангстерам, которые продавали черным людям старые машины, и наркотики, и мебель. И несмотря ни на что, «олени» размножались. И везде было полно этих больших черных существ, и у многих из них было очень плохое настроение. Каждый месяц им выдавали небольшое денежное пособие, чтобы им не приходилось воровать. Шел разговор и о том, чтобы им и наркотики продавать по дешевке, тогда они станут смирными и веселыми и перестанут заниматься размножением.

В полицейском управлении Мидлэнд-Сити и в канцелярии шерифа Мидлэндского округа служили главным образом белые люди. У них там стояли десятки и сотни автоматов и двенадцатизарядные пулеметы на тот случай, если будет разрешена охота на «оленей». Это могло случиться довольно скоро.

— Послушай, я же не шучу, — сказала Грейс, — ведь это же не город, а самая вонючая дыра на всем свете. Давай уедем к чертовой матери, купим резиденцию на Мауи и хоть поживем для разнообразия как люди.

Так они и сделали.

Тем временем вредные вещества в организме Двейна изменили его отношение к Франсине: он уже не злился и стал жалким и покорным. Он попросил у нее прощения за то, что подумал, будто она выпрашивает у него деньги на закусочную «Курятина фри по рецепту полковника Сандерса из Кентукки». Он полностью признал за ней неоспоримое бескорыстие. Он ее попросил обнять его покрепче, и она обняла его.

— Я так запутался, — сказал он.

— Все мы запутались, — сказала она и прижала его голову к груди.

— Надо же мне с кем-то поговорить, — сказал Двейн.

— Ну и поговори с мамочкой, — сказала Франсина. Она хотела сказать, что она ему как родная мать.

— Скажи мне — зачем мы живем? — спросил он эту душистую грудь.

— Это одному богу известно, — сказала Франсина.

Некоторое время Двейн молчал. Потом, запинаясь, он рассказал Франсине, как однажды посетил филиал фирмы «Дженерал моторс» — завод «понтиаков» в городе Понтиак, штат Мичиган, всего лишь через три месяца после того, как его жена наглоталась «Драно».

— Нам показали все исследовательские отделы, — рассказывал он. И потом рассказал, что самое большое впечатление на него произвел ряд лабораторий, где уничтожались части машин и даже целые автомобили. Научные сотрудники фирмы «Понтиак» поджигали обивку, швыряли камнями в ветровые стекла, ломали педали и рычаги управления, устраивали столкновения двух машин, вырывали с корнем переключение скоростей, несколько дней подряд запускали моторы на полный ход почти без всякой смазки, сто раз в минуту открывали и захлопывали отделения для бумаг и перчаток, охлаждали часы на панели до нескольких градусов ниже нуля и так далее.

— Все, что запрещено делать с машиной, они делали нарочно — рассказывал Двейн Франсине, — и я никогда не забуду надписи на дверях здания, где устраивали все эти пытки.

Двейн говорил вот о какой надписи:

— Увидел я эту надпись, — сказал Двейн, — и невольно подумал: не для того ли господь бог и меня послал на землю — захотел испытать, сколько же человек может выдержать и не сломаться.

— Заблудился я, — сказал Двейн. — Надо, чтобы кто-то взял меня за руку и вывел из темного леса.

— Ты устал, — сказала Франсина. — Да и как не устать? Столько работаешь. Мне так жалко мужчин, сколько же они работают! Может быть, хочешь немножко поспать?

— Не могу я спать, — сказал Двейн — пока мне не ответят на все вопросы, мне сна нет.

— Хочешь посоветоваться с доктором? — сказала Франсина.

— Не хочу я слушать докторскую болтовню, — сказал Двейн. — Нет, я хочу поговорить с кем-нибудь совсем иным. Понимаешь, Франсина, — и он крепко впился пальцами в ее мягкую руку, — хочется услышать новые слова от новых людей. Я уже слышал все, что говорят люди тут, в Мидлэнд-Сити. И все, что они могут сказать. Нет, нужно поговорить с кем-то новым.

— Например? — спросила Франсина.

— Сам не знаю, может быть, с каким-нибудь марсианином.

— Мы могли бы уехать в другой город, — сказала Франсина.

— Да все города на один лад, — сказал Двейн. — Все они одинаковые.

У Франсины мелькнула мысль.

— А ты знаешь, что к нам в город скоро приедут всякие художники, писатели, композиторы? — спросила она. — С такими людьми ты еще никогда не разговаривал. Может быть, тебе поговорить с кем-нибудь из них? Они и думают по-другому, чем все люди.

— Да, все остальное я уже перепробовал, — сказал Двейн. Он заметно оживился и кивнул головой: — Ты права! Фестиваль поможет мне посмотреть на жизнь с совершенно новой точки зрения!

— Для того он и устраивается! — сказала Франсина. — Вот ты и воспользуйся.

— Обязательно воспользуюсь! — сказал Двейн.

Это была большая ошибка.

А Килгор Траут пробирался все западней и западней, и сейчас его подвозил фордовский грузовик «Галактика». Вел этот грузовик коммивояжер, который распространял одно приспособление для разгрузки машин в доках. Это был складной рукав из прорезиненной парусины, который надевался на кузов грузовика и выглядел вот так:

Приспособление это служило для того, чтобы люди прямо из здания могли нагружать и разгружать грузовики, не выпуская из помещения наружу прохладный воздух летом и теплый воздух зимой.

Водитель грузовика «Галактика» также продавал огромные катушки для проволоки, кабеля и каната. И еще он торговал огнетушителями. Он объяснил, что является представителем фирм, изготовляющих все эти вещи. Он был сам себе хозяин, так как представлял тех заводчиков, которые не могли держать собственных коммивояжеров.