— Мы лучше их, дорогая. Ты же знаешь, наши отношения надежны и устойчивы.

— Нет, они не устойчивы, а неподвижны. Сейчас я это понимаю. Ты и впрямь собираешься доказывать, что счастлив, любя всех вокруг, кроме меня?

— Дорогая, ты знаешь, как я о тебе забочусь. Неужели нужно непременно заниматься любовью в кустах, чтобы это доказать? Будь разумна.

— Не высмеивай людей за то, что они любят друг друга и не стесняются этого. Ты говорил, что готов отдаться нашему браку целиком, но солгал.

Алесандро дернулся, как от пощечины. За дверью заплакал Лоренцо. Бросив на мужа уничтожающий взгляд, Октавия вышла. Ее ожидало новое потрясение. Прижав к себе сына, она поняла, что ощущение крошечного тельца на руках впервые не дает забыть обо всем на свете.

Сандро стоял, не в силах ступить и шагу, закрыв глаза и заново прокручивая в памяти сцену. Что делать, притворяться, будто ничего не произошло? Почему это вообще случилось? С самых ранних лет, начав понимать суть отношений между мужчиной и женщиной, он знал, что не хочет влюбляться. Все его интрижки были несерьезными, цель — найти достойную партнершу для брака, кому можно было доверять, не подвергая сердце опасности. В отличие от матери, которая беспрестанно рисковала своей душой.

Октавия идеальна. Благородного происхождения, с честно заработанным состоянием и спокойным характером. И в постели ураган.

Правда, все изменилось.

Да, стоило признать, что чувства к ней росли в нем с первой недели брака. Пытаясь подавить их, Алесандро оставил жену в Лондоне и убедил себя, что не скучал по ней, но рождение Лоренцо оказалось последней каплей, и он привязывался все больше. Однако не ожидал, что притяжение окажется настолько сильным. Кто мог знать, что Октавии удастся завоевать его сердце. Эта тихая девушка раскрывалась постепенно, как бутон. Ее душа оказалась ранимой, а потом она стала озорной задирой. Ее натура куда сложнее, чем он предполагал. Она умна, забавна и нежна. Это особенно задевало струны души Сандро. Октавия любит сына и его семью, любит подругу из больницы и ее малыша.

Она любит его!

Алесандро с раздражением хлопнул ладонью по столу. Почему он не смог проконтролировать это? А она? Всего этого не должно было произойти. Они вступили на опасную территорию. Неужели она не поняла? Конечно, поняла. Ее последний взгляд убил его на месте. Сандро точно перенесся в Лондон, снова наблюдая, как чувства, которые испытывает к нему жена, превращаются в пепел. Они давно вступили на эту запретную территорию. Ах, почему он не оставил ее в Лондоне, ведь она настаивала. Не следовало ее уговаривать и соблазнять. Не следовало влюблять в себя. Он твердил себе, что хочет завоевать ее доверие, тело, привязанность и признание. Но на самом деле он охотился за ее сердцем и хотел любви. Черт бы его побрал!

И он любит ее. Так сильно, что становится страшно.

Сжав кулаки, Сандро заставил себя обуздать эмоции и признать правду. В его сердце жила любовь, согревая своим теплом, вырываясь наружу, как лава из вулкана, сжигая все на своем пути. Зачем ему эта боль, отчаянная страсть и неутоленное желание обладать ею? Зачем людям причинять друг другу боль и страдать потом от этого? Как можно так очароваться женщиной, чтобы послушно следовать за ней, не понимая, куда идешь?

Алесандро сбежал по черной лестнице, проверил спальню Лоренцо и никого там не нашел. Направился в спальню. Октавии не было и там. Взглянув туда, где перед парадным входом бурлил фонтан, он внезапно увидел жену. Она ставила в машину своей матери кресло с малышом.

Сердце оборвалось.

— Октавия!

Вздрогнув, она повернулась, прижимая к себе ребенка, подняла голову, ища глазами незадачливого Ромео.

— И что это ты делаешь?

На террасе сидела вся семья, и все тут же обернулись. Сестра взглянула на подъездную аллею, увидела Октавию и повернулась к остальным с круглыми от страха глазами.

Октавия видела, как они с Алесандро начали собирать публику, но не могла отвести глаз от мужа, который, точно разгневанный римский бог, возвышался над домом, меча громы и молнии.

— Я уезжаю к маме. Мне нужно подумать.

— Не смей брать с собой ребенка.

Водитель матери весьма решительно отошел от машины. Триста нервно сказала:

— Октавия, мне все это не нравится.

На террасе внизу граф поднял голову и посмотрел на приемного сына:

— Сандро, тебе нужно успокоиться.

Изабелла положила руку на плечо жениха.

— Нет, дорогой, пусть все идет как есть. Слишком долго это назревало.

Почему-то ее слова вселили в Октавию отчаянную надежду. Отчасти она была испугана оттого, что муж был так взвинчен. А если он просто обеспокоен ее намерением увезти сына и совершенно не думает о ней? Она решилась на отчаянный шаг.

— Прекрасно. — Она вытащила детское креслице, ставя его в тень к ступеням дома. — Вот то, что ты хотел от меня. Береги сына. Я уезжаю.

И бросилась к машине, едва дыша. Слишком высока была ставка. А если Сандро ее отпустит? Она заставила себя повернуться и посмотреть на мужа последний раз, увидеть его реакцию на ее слова. Алесандро перелез через перила балкона и, уцепившись за ограждение, повис на нем. Октавия вскрикнула, прикрыв рот рукой, в этот же момент он со стуком упал вниз, на террасу.

— Бабушка, должно быть, в могиле перевернулась. Она ненавидела, когда ты откалывал такие номера, — укорила его сестра.

Сандро спрыгнул через второе заграждение на лужайку. Сердце Октавии, казалось, замерло на время этих опасных трюков и теперь начинало потихоньку биться. Не сводя глаз с мужа, она оглядывала его, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Выпрямившись, он негодующе уставился на жену:

— Теперь, будь добра, объясни, что это ты собиралась делать.

Дикий зверь наконец вырвался и стоял перед ней. Завоеватель, пугающий своим величием. Октавия побежала. Но подвели туфли. Сандро нагнал ее длинными прыжками, когда жена начала падать, подхватил ее, закинул себе на плечо, как мешок с мукой, и зашагал к дому. Октавия кричала, брыкалась и яростно молотила его кулаками.

— Поставь меня.

— Нет.

Она сделала попытку укусить его.

— Только попробуй, дорогая, и я укушу тебя.

— Ты ведешь себя как дурак.

— Мы оба выставляем себя на посмешище. Эй, кто-нибудь, унесите Лоренцо в дом, а я пока разберусь с женой.

— Сандро, ее шов, — напомнила Триста неожиданно уверенным голосом.

Алесандро выругался и притормозил на ступеньках, взяв свою ношу на руки и укачивая.

— Я сделал тебе больно?

— Нет. То есть да.

Она нашла в себе силы с вызовом смотреть на него. Пусть видит, как прорвался сквозь оборону, сломил ее, возжелавшую его любви. Как он посмел не любить ее?