Маруся словно в полусне прошла весь парк, ничего этого не замечая, потом свернула к набережной.

Мир был прекрасен, но теперь он словно умер для Маруси, поскольку без Арсения обесценилось все. Не было ни света, ни запахов, ни звуков – сплошная, бесконечная пустыня, которую предстояло ей пересечь в одиночестве.

Некое решение зрело в Марусе – и только оно поддерживало ее, не давало упасть.

На набережной у Нескучного сада было довольно шумно, несмотря на поздний вечер. Прогуливались парочки, проносились мимо велосипедисты и роллеры, веселые компании осаждали скамейки, звеня пивными бутылками.

Несколько раз Марусю окликнули – но она даже головы не повернула.

У метромоста перед Воробьевыми горами, в тихом и пустом месте, она спустилась по ступенькам к воде. Услышала, как волны бьются о гранит.

Решение было близко, очень близко.

Теплый ветер дунул Марусе в лицо, разметав волосы, и в этот момент она поняла, что ей теперь надо делать и как жить.

Она найдет Леонида Урманова и устроит свой суд над ним.

Да, она найдет его. Правда, о том, каким именно будет этот суд, Маруся не знала еще, да это пока было не так важно. Возможно, она убьет Бобра. Возможно, придумает нечто поинтереснее… Но это потом, потом. Поскольку сейчас главное – найти Урманова.

…Этой ночью Маруся заснула легко, а утром даже нашла в себе силы позавтракать. Потом она побежала к одной женщине, знакомой еще с тех времен, когда работала в поликлинике восстановительного лечения – этой женщине Маруся с помощью реабилитационной гимнастики помогла встать на ноги после тяжелой травмы.

Знакомая по роду своей деятельности имела доступ ко всем адресам Москвы. Без лишних слов, ни о чем не спрашивая, она через пять минут дала Марусе распечатку с данными всех Леонидов Урмановых, проживающих в Москве. Как ни странно, их было всего шесть, и только один подходил по возрасту. Леонид Андреевич Урманов. Год рождения совпадал с годом рождения Арсения. Если кто и мог быть одноклассником, то именно этот Урманов, проживающий неподалеку от метро «Семеновская».

Маруся немедленно поехала туда. Нет, она вовсе не собиралась немедленно затевать что-то против Урманова, она просто хотела посмотреть на дом, в котором тот живет, на дороги, по которым ходит. Словно те места должны нести отчетливый отпечаток зла, которое сеял вокруг себя этот человек.

Но, как ни странно, район был обычный, довольно тихий, старый и с виду даже как будто уютный. От метро пришлось идти совсем недолго, и скоро Маруся оказалась в небольшом дворике, засаженном липами.

Дом – тоже старый, сталинской постройки, красивый и высокий, с эркерами, облицованный рыжевато-серой плиткой. Очень красивый дом, с тяжелой подъездной дверью посредине…

Маруся с бешено бьющимся сердцем (о, это острое, почти жгучее наслаждение, которое, оказывается, вызывает ненависть!) сосредоточенно обошла двор, разглядывая каждое дерево. Потом села на скамейку, стоявшую неподалеку от подъезда.

Было совсем тепло, даже жарко. Маруся сняла с себя ветровку, аккуратно сложила ее у себя на коленях. Открытые руки мягко грело солнце.

«Ну вот я и здесь… – почти умиротворенно подумала она. – А ты, господин Урманов, и не знаешь, что я здесь, что я пришла за твоей душой!»

Что же дальше?.. Можно было, конечно, попытаться войти в подъезд, позвонить в квартиру с его номером – ну и что потом? Нет, нет, надо все сделать тоньше, деликатней – форсировать события не стоит. Рано или поздно она подберется к Урманову, и тогда – берегись!

Мимо прошли женщины с колясками, степенно беседуя.

«Интересно, он женат? – вдруг подумала Маруся о своем враге. – У него есть дети? И если есть, так же жесток он с ними? Хотя ни за что не поверю, что у него есть семья. У таких людей ее не бывает – они живут одни. Всегда – одни!»

Она попыталась представить теперешнюю жизнь Урманова, где и кем тот работает. Нарисовалось сразу несколько жутких картин – Урманов в резиновом фартуке, с топором, весь в крови среди медленно плывущих мимо него ободранных коровьих туш… Урманов в форменной одежде, высоких сапогах, с «наганом» на поясе тяжелой походкой идет по коридорам тюрьмы, заглядывая в камеры – и не дай бог кому-то из заключенных вести себя в этот момент как-то не так…

А когда Маруся представляла своего врага в виде работника серпентария, с ледяным хладнокровием выдавливавшего в стеклянные пробирки яд из змей, подъездная дверь хлопнула.

И она увидела его – воочию.

Из дома вышел Леонид Урманов, и в том, что это именно он, можно было даже не сомневаться. Неудивительно, что Раиса Катухова узнала его на фотографии двадцатилетней давности: такие лица, точно высеченные из камня, почти не меняются со временем – наверное, Урманова можно будет узнать и еще через двадцать лет, и через сорок. Сквозь паутину морщин и старческих пигментных пятен, со вставными зубами, в очках, с налетом старческого слабоумия на лице – все равно, это был бы он. Эти сжатые челюсти людоеда, этот мрачный огонь в глазах, который могла потушить только смерть…

Маруся была совсем не готова к появлению своего врага.

Она едва не вскрикнула и зажала рот руками. Маруся не привлекла внимание Урманова только потому, что тот уткнулся в экран своего мобильного телефона. Он пытался дозвониться до кого-то…

Маруся чуть опустила голову и, упершись локтями в колени, а ладони прижав к щекам, сделала вид, что чрезвычайно внимательно разглядывает свои туфли. Но искоса она продолжала наблюдать за Урмановым.

Марусе открылось то, что на фотографии угадать было невозможно: этот человек был невысокого роста, среднего телосложения – не худой, но и не толстый.

Темно-пепельные волосы были подстрижены иначе, чем в юности, – теперь они, тщательно приглаженные, лежали аккуратно. И были не такими короткими. Кажется, в прядях уже начинала пробиваться седина…

На Урманове был хороший офисный костюм, рубашка с галстуком, идеально чистые туфли из мягкой кожи. В одной руке, как уже упоминалось, он держал мобильный, а другой катил за собой большой серебристый кофр, который слегка громыхал на неровном асфальте.

На Марусю ее враг даже не взглянул, проходя мимо.

Она медленно повернула голову за ним, и тут Урманов неожиданно остановился, прижал телефон к уху.

– Алло, Саныч, я уезжаю… Еле дозвонился! Ты спишь, что ли? – отчетливо донеслось до Маруси. Голос у Урманова был довольно низкий, грубоватый, с металлическими неприятными нотками. Вот она слышит его голос! – …ой, да ладно оправдываться! – лениво засмеялся тот, продолжая разговор со своим собеседником. – Слушай, передай Тимохину, что все документы я оставил в сейфе. Да, – пауза. – Да, – снова пауза. – Перестань, я же только через два месяца из Парижа вернусь! Да, да… а ты как будто не знал! Нет уж, август я застолбил! Так что август – мой, рассчитывай на сентябрь – октябрь… Что? А, нет, какая к черту Испания! Я уже забронировал номер в Подмосковье. Да там же – «Озеро Длинное»… Нет, это пансионат так называется – «Озеро Длинное»! Ну, и озеро есть, само собой…