— Дело мерзавца, занимавшегося распространением героина, тренера-почасовика Санни Уоршама, — отозвался Либерман.

— Полутяж, — сказал Белый. — Тренер, паршивый тренер. В давние времена спарринговал с Леоном Спинксом. Отбывает пятилетний срок в Джолиете.

На Белом были джинсы, белая рубашка, шелковый галстук. Улыбнувшись, он протянул полицейскому руку. Либерман пожал ее.

— Рад тебя видеть, — сказал Белый. — Ты выбрал неудачное время. Нет хороших ребят.

— Мне нужен Силк. Я звонил примерно час назад, и мне сказали, что он здесь.

— В гардеробной, — подтвердил Белый. — Но и приди ты раньше, ничего стоящего бы не увидел. Эскамильо приберегает это для зрителей.

В клубе «Эмпайр» были и раздевалка, и гардеробная. Они ничем не отличались друг от друга, но гардеробная предназначалась для боксеров, которые считались первоклассными в данный момент, были таковыми в прошлом или имели реальные шансы войти в эту категорию в будущем.

— Каков он? — спросил Либерман.

Белый пожал плечами. Потом ответил:

— Умничает. — Парень на первом ринге застонал, получив удар черенком метлы в живот. — Слишком расчетливый. Гонится за внешним эффектом. Знает, что жизнь на ринге коротка, и ищет способы, как заработать вне бокса. Никакого безрассудства. Талантлив в полной мере. Прекрасно тренируется, но… Что ты собираешься делать?

— Когда и с кем он дерется? — спросил Либерман, наблюдая, как молодой латиноамериканец очень маленького роста с усиками колотит по тяжелой груше.

— Через три недели с самим Стикни Уэллесом на турнире сильнейших. Наш Эскамильо будет греметь какое-то время, но в долгосрочной перспективе… Забудь об этом.

— Спасибо, Белый, — сказал Либерман и направился к гардеробной.

— Есть у нас один в весе пера, на него стоит посмотреть, — крикнул Белый ему вслед. — Еврейский мальчишка, веришь ли? Из России. Яков Битт. Не слишком популярная весовая категория, но этот парень… За ним уже шесть нокаутов и только одно поражение. Он будет на разогреве перед матчем Силк — Уэллес.

Либерман помахал Белому и вошел в гардеробную, где увидел Эскамильо Силка в аккуратно отглаженных брюках, желтой рубашке с коротким рукавом и без единой складочки и в желто-серо-коричневом галстуке. Силк расчесывал волосы перед зеркалом над раковиной. С тех пор как Либерман побывал здесь в последний раз, пол застлали ковром. Либерману это не понравилось. «Эмпайр» превращался в одно из тех мест, которые рекламируют на телевидении.

— Настоящий шелк, — сказал Эскамильо, глядя на отражение Либермана в зеркале. — Ничего кричащего.

Он положил расческу в карман и повернулся к Либерману с безупречной белозубой улыбкой. Силк был примерно такого же роста и веса, как Эйб, однако распределялся вес иначе. Силк был подтянутым и мускулистым.

— Шелк, — повторил Силк, проводя большим пальцем по галстуку. — Фирменная вещь. Понимаете?

— Я видел первые четыре раунда твоего боя с Таем Тернером, — сказал Либерман.

— Да? — протянул Силк, проверяя складки на брюках. — Четыре раунда?

— Я был с парнем, который ушел, — сообщил Либерман, разглядывая комнату.

— Почему он ушел? — спросил Силк. — В пятом раунде я…

— Этого я не знаю, — ответил Либерман. — Он мне не сказал. Я следил за ним в связи с делом о наркотиках.

Улыбка не покинула лицо Эскамильо Силка, но она потускнела с двухсот пятидесяти до пятидесяти ватт.

— Я думал, вы — агент из И-эс-пи-эн[28], — заметил Силк. — Я его жду.

— Эстральда Вальдес мертва, — сообщил Либерман.

— Знаю, — сказал Силк. — Мне Белый сказал. Он прочел в газетах.

— Когда ты видел ее в последний раз? — спросил Либерман.

— Когда я?.. Стойте. Мне что, нужен адвокат? Вы хотите меня привлечь?

— Еще как, — ответил Либерман. — Я собираюсь запереть дверь и выбить из тебя признание. Так когда ты видел ее в последний раз?

— Какой сегодня день?

— Суббота.

— В прошлый понедельник, — ответил Силк. — Хотите сесть?

— Нет. Я хочу тебя слушать.

— В прошлый понедельник, — повторил Силк. — Я пригласил ее на обед в «Эскарго». Знаете «Эскарго»?

— Слышал.

— Обед с людьми Опры[29]. Разговор шел о том, чтобы пригласить меня в шоу о красивых спортсменах и женщинах. Я и подумал, что Эстральда будет хорошо смотреться на этом обеде. Создаст настроение.

Силк рассмеялся.

— Может нам стоит продолжить разговор в другой раз, — заметил Либерман. — Я вижу, ты прямо-таки убит известием о смерти Эстральды.

— Вот что, приятель, — сказал Силк, поднимая вверх правую руку ладонью вперед, словно хотел соприкоснуться боксерскими перчатками с Либерманом перед началом боя. — Мне жаль, что кто-то ее укокошил. Она была дамочка что надо. Хорошая кожа. Любила свою работу. Хорошо смотрелась там, куда я ее водил. Но мы не говорили о квартирке в Оук-парке и сынишке по имени Карлос-младший.

— Карлос-младший? — переспросил Либерман.

— Мое настоящее имя Карлос, — сообщил Силк, засовывая большие пальцы за пояс. Либерман понял. Эскамильо, или Карлос, позировал. Он старался выглядеть, как мужчина на рекламе в «Джентльмен куотерли».

— Эскамильо — это тореадор из «Кармен», — объяснил Силк. — Все газеты знают, что мое настоящее имя Карлос Менденарес.

— Ценнейшая информация, — сказал Либерман. — Эстральда говорила тебе, что ее что-то тревожит? Какой-то клиент?

— Нет, — ответил Силк. — Говорила, что хочет вернуться в Техас, говорила… Да, звонила своей сестре и сказала ей что-то о каком-то Фрэнке. У меня хорошая память. Я над ней работаю. Прочел книгу этого, как его…

— Где эта сестра?

— Понятия не имею. — Силк ухмыльнулся, но эта ухмылка ему шла. — Она не сказала.

— Где живет мать Эстральды?

— Мать? Откуда мне знать, что у нее есть мать? — сказал Силк, придвинулся к Либерману и прошептал: — И кого это волнует?

— Меня, — заявил Либерман.

— Постойте-ка, — сказал Силк. — Она говорила, что ее сестру зовут Гваделупе, а парня, который написал книгу о памяти, зовут Лоррейн Лукас, что-то вроде этого. Теперь я могу уйти?

— Нет. Где ты был в пятницу вечером? Скажем, с десяти и дальше, за полночь?