Разумовский выпил кружку вина, которую перед тем машинально вертел в руках, вытер усы и продолжил свой рассказ:

– Я попросил своего дядю в Петербурге узнать, где сейчас княжна. Он сообщил мне, что в связи со скандалом, замешанными в который мы все оказались, она вынуждена была спешно уехать во Францию. Я предположил – у меня были на то все основания, – что княжна попытается разыскать родственников дедушкиного приятеля. Меня согласился сопровождать мой друг – большой любитель приключений, бретёр и гуляка, – и, таким образом, неделю назад мы очутились в Дежансоне.

– В Дежансоне, – повторили в один голос Тредиаковский и барон де Кастр.

Причем последний тут же принялся рассуждать, какие на свете бывают совпадения.

– Надо же, у нас с Грегором тоже в Дежансоне дело, касающееся… – начал было рассказывать он, но, получив под столом пинок от Тредиаковского, весьма неуклюже увел разговор в сторону, – …наших с ним общих интересов…

Но Разумовский не обратил на его заминку никакого внимания. Он и сам увлёкся собственным рассказом, переживая вновь то, что с ним недавно приключилось.

– Так вот, я все рассчитал правильно: в Дежансоне действительно отыскались следы моей княжны, но кто мне об этом сообщил, вы бы знали! Маркиза Агриппина де Баррас, бывшая служанка, да что там служанка – бывшая крепостная моей возлюбленной! Она сказала, что скорее всего княжна уехала в Нант, туда, где теперь живет ее бывшая гувернантка Луиза…

Незнакомец в маске слишком много говорил, и в этом была его беда.

Понятное дело, он старался Соню успокоить, примирить с тем, что должно было здесь произойти. Она и в самом деле успокоилась, но вовсе не смирилась с неизбежностью происходящего. Несмотря ни на что, надо попытаться найти выход из опасного для её чести положения. Не впасть в истерику, не лишиться чувств, как большинство женщин в подобной ситуации, а именно противостоять этому Зевсу, чего бы он сам от неё ни ждал.

Она попробовала пошевелить связанными руками – обрывок какой-то шелковой ткани слегка поддался. Сразу видно, что эти путы не были приготовлены загодя. Зевс воспользовался тем, что попалось под руку. Кажется, он не был моряком или человеком, могущим по-настоящему завязывать узлы.

Этот узел Соня сможет развязать! В отличие от завязанных Флоримоном де Баррас. Те пришлось попросту разрезать. А поскольку Зевсу до Флоримона расти и расти, а Соня от Флоримона убежать всё-таки сумела, значит, и с Зевсом надо попробовать потягаться!

– Бедная моя птичка! – продолжал напевать ей таинственный незнакомец. – Вам не слишком удобно было спать на этом узком диване. Ах да, вы читали книгу. И вовсе не для виду, как делают это большинство девиц, которые хотят казаться умнее, чем они есть на самом деле. Вы даже заснули, читая…

Соня старалась смотреть в его глаза, чтобы не пропустить какой-нибудь жест, могущий лишить её небольшого пока успеха. Она нарочно тревожно и как бы с надеждой поглядывала в сторону двери. Он тоже проследил за её взглядом, а княжна как раз в этот момент освободила руки. Впрочем, не изменив пока их положения.

– Вы прислушиваетесь, Гера, не войдёт ли кто, чтобы помочь вам? Или боитесь, что увидят вас обнаженную в компании со мной? Успокойтесь, моя дорогая. Не произойдёт ни того, ни другого. Два часа ночи. Дворец спит. По крайней мере, спят в апартаментах герцогини де Полиньяк… Мы не станем торопиться… Что же вы читали, милая царица богов?

Он наклонился, чтобы поднять лежащую на полу раскрытую книгу, и в это время Соня быстро протянула руку к стоящему в изголовье канделябру, схватила его и ударила по голове этого самозванца с Олимпа. Ударила не изо всей силы, в последний момент у неё дрогнула рука и внутренний голос испуганно вскрикнул: «Смотри не убей его!» Но тем не менее мужчина пошатнулся и рухнул на пол без чувств.

Соня быстро вскочила, приложила ухо к его груди – сердце билось. Она стала лихорадочно одеваться, одним глазом наблюдая, не очнется ли он.

Потом сдернула с кровати покрывало, набросила его на обнаженного мужчину и за ноги вытащила в небольшой коридорчик перед её комнатой, сложив поверх покрывала всю его одежду, а дверь закрыла на засов дрожащими от волнения руками.

Потом она без сил опустилась на пол перед дверью и приложила к ней ухо. А что, если его сердце тогда билось, а теперь остановилось? А что, если она всё-таки его убила?!

Но вот через некоторое время Соня с облегчением услышала, как лежащий за дверью мужчина зашевелился и пробормотал:

– Ч-черт! Где это я? – Немного помолчал, а потом расхохотался: – Гера! Вы ударили меня?

Он попытался толкнуть дверь, но, обнаружив, что она заперта, развеселился ещё больше.

– Вы меня слышите? – он приложил губы к самой двери.

– Слышу, – спокойно сказала Соня, сидя на полу, опершись спиной о дверь.

– Здесь же темно! Откройте, мне надо одеться!

– Оденетесь на ощупь.

– Я даю честное слово, что и пальцем к вам не притронусь, слышите? Слово чести!

– Это хорошо, что она у вас есть, а только у нас в России говорят: добрый вор без молитвы не украдёт…

– Иными словами, вы хотите сказать, что насильнику нельзя верить на слово? Теперь я понимаю, когда говорят, что у вас в Сибири есть женщины, которые с рогатиной ходят на медведя.

– Не знаю. Я пока этого не пробовала.

– Попробуйте, у вас должно получиться! – Он слегка застонал. – Ну вы меня и приложили! Ничего не скажешь, ручка у вас тяжелая. Шишка растет на глазах. То есть, я хотел сказать, на ощупь… Что за чёрт! Я ещё ни разу не разговаривал с женщиной через дверь.

– Вы слишком часто чертыхаетесь, это не доведет вас до добра.

– О, моя милая проповедница! Вы решили меня перевоспитать. – Он закряхтел, по-видимому, поднимаясь. – Чем это вы меня так шарахнули?

– Пустяки, канделябром. Вы лучше одевайтесь скорее, а то, не ровен час, увидит кто. Ещё подумают, что вы покушались на протеже самой королевы.

– Вы имеете в виду Марию-Антуанетту?

– А разве во Франции есть другая королева?

– О чёрт! Но это же глупо! Что обо мне подумают! Представляю, как станут злорадствовать эти придворные шуты! Впервые Жозефу, я хотел сказать – Зевсу, нанесла рану женщина…

– Если вы поторопитесь и будете делать примочки, следа от удара может и не остаться. А насчет того, что о вас подумают… Мне кажется, всё зависит от того, станете ли вы говорить об этом сами. Я же буду молчать о вашем визите ко мне.

– Неужели бывают на свете женщины, которые молчат о своих победах? – недоверчиво пробурчал он.

– Какая же это победа? Слух о такой, с позволения сказать, победе может отпугнуть от женщины всех её поклонников.

Это Соня так шутила, чтобы успокоить нервничающего Зевса.