– Здравствуй, – негромко произнес человек, оказавшийся Павлом.

– Здравствуй, – прошептала Лера, садясь рядом. – Как твои ребра?

– Проходят.

Лера собралась с силами и спросила:

– К тебе Курбаленко заходила?.. – Она вдруг почувствовала, как меркнет ее вчерашняя уверенность.

– Пусть ходит, – слабо ухмыльнулся Павел. – Она не имеет значения.

Они посмотрели друг на друга, и у Леры на мгновение перехватило дыхание, как с ней бывало всегда, когда она видела это до боли знакомое любимое лицо.

Синяки стали бледными, припухлости от ссадины на скуле сходили, придавая и без того красивому Быковскому еще больше мужественности. Вывихнутая рука уже неплохо действовала, и Павел привычно выстукивал пальцами слышимую только им мелодию.

– Я завтра уеду, – пробормотала смутившаяся Лера. Быковский, как всегда, вел себя странно, и она не знала, что делать – то ли радоваться, что он такой, то ли расстраиваться, что она снова, как всегда, не может его понять.

– Я буду ждать, – выдохнул Павел.

И тут из Лериных глаз брызнули слезы.

– Ты не будешь ждать, – выкрикнула она. – Тебе все равно! – Ей хотелось сказать еще много обидных слов, но все они были либо слишком грубыми, либо глупыми, поэтому Гараева только глубоко вздохнула и не стала ничего говорить.

Павел поморщился, словно у него внезапно что-то заболело.

– Не надо, – негромко произнес он. – Слова все только испортят.

На мгновение в Лериной душе поднялось возмущение – какое право он имеет решать за нее, что говорить, а что нет? Он обещал, что не будет больше общаться с Курбаленко, и обманул! А ей даже слова нельзя сказать?

Павел усмехнулся и вдруг порывисто поцеловал ее в губы. Лера качнулась назад, ударившись спиной о лавочку. Тогда Павел подставил ладонь под ее спину и склонился над ней. Гараева уловила знакомое дыхание и закрыла глаза.

Все остальное тут же стало неважным.

– Я приеду к тебе! – прошептал он, как только они смогли оторваться друг от друга. – Не уезжай дальше Каспийского моря, чтобы я мог тебя найти.

– Там сейчас тепло. Трава растет. – От восторга на Лерины глаза набежали слезы.

– Так удивительно – вокруг люди, – прошептал Павел, глядя куда-то поверх Лериного плеча. – А мне показалось, что во всей вселенной больше никого нет. – Он на секунду закрыл глаза. – Я тебя люблю – и больше для меня никого не существует, – прошептал Быковский, осторожно целуя Гараеву в щеку.

– Никого, никого? – всхлипнула Лера.

– Я люблю тебя, и мне тебя очень не хватает, – прошептал Быковский, глядя куда-то вдаль. – Наверное, от этого я начинаю совершать глупости.

Лера кое-как вытерла слезы. Она не ожидала такого поворота в разговоре. Она настраивалась на ругань, на выяснение отношений, может быть, даже на ссору, но не на это внезапное признание.

– А мне, знаешь, как там без тебя плохо, – шмыгнула она носом, вздохнула, но не стала ничего больше говорить, только добавила: – Я тебя тоже очень люблю. – И уткнулась лбом в его плечо.

Падали светлые снежинки…

– Тебя нельзя оставлять одного, – прошептала она после длинной паузы. – Надо попросить Репину, чтобы она за тобой приглядела. А то я уеду, и ты снова попадешь в какую-нибудь историю.

– Как, интересно, она будет это делать? – усмехнулся Павел.

– О, ты не знаешь Репину. Она может все!

Очень жаль, что в этот момент поблизости не оказалось Аси. Она бы очень удивилась, услышав эти слова. Ведь о себе она была совсем другого мнения.

После стихийного празднования Нового года во дворе у Быковского домой она пришла совершенно разбитой, упала в свое любимое кресло и, решив, что на этом ее жизнь можно считать законченной, закопалась носом в любимый плед.

– Ты знаешь, кто меня поздравил с праздниками? – крикнула из прихожей только что вернувшаяся с прогулки мама. Санька с Ванькой весело копошились, освобождаясь от объемных зимних одёжек. – Ну, этот?.. Такой здоровый. Из соседнего дома… Как его? Андрей, кажется. Мелким таким был, а сейчас вымахал шире шкафа. Аська с ним в одной школе учится. Я иду, он стоит, а потом как шагнет вперед! Я так перепугалась! Хорошо, пуговицы мои не заметили. – «Пуговицами» мама звала братьев – за то, что были очень похожи, как две пуговицы, и постоянно лепились к ней, как те же самые пуговицы на пальто.

– Не переживай, – отозвался из комнаты папа, даже не поднимая голову от книги. – Я его тоже видел. Он ухаживает за нашей дочерью. Вчера ее чуть на петарду не посадил.

– Что?

То ли Репина задала этот вопрос одновременно с мамой, то ли она так громко подумала, только ей показалось, что вместе с ней этот вопрос задал еще кто-то. Ну вот, до галлюцинаций досиделась!

– Ты что, Васька, с ума сошла? – застыла на пороге мама.

– А почему нет? – уперла руки в боки Ася, выбравшись из кресла. Резких движений она больше не делала, чтобы снова не загреметь на пол. – Все, вон, уже по сто раз влюблялись, а я и один – не могу?

– Можешь, конечно, – растерялась мама. – Но как-то… Какой-то он, кажется… недалекий, – осторожно добавила она.

– А мне с ним в дальние походы не ходить, – разозлилась Репина.

– Так ведь он, наверное… хулиган, – последнее слово мама подобрала с трудом. – У него и лицо такое…

– Какое? – вспыхнула Ася. Она тоже была не лучшего мнения об умственных способностях Крошки Ру, но решила защищать его до конца.

– Не блещет интеллектом, – нашлась мама. – И вообще, перестань орать! Моду взяли! Сидишь целыми днями дома! Вон, уже зеленая стала!

– Нормальная я! – разозлилась Ася. За последнее время она стала раздражительной. Праздники на нее, что ли, так подействовали?

Нет, ну надо же! Так испортить настроение! И в такой день!

Полная возмущения, она бухнулась обратно в кресло.

– Нет уж, голубушка, – мама прошла следом за ней в комнату. – Ты отвечай! Что с тобой творится? Была человеком, а тут вдруг как подменили. Не ешь ничего, ругаешься постоянно, романы какие-то странные завела… Тебе, что, нормальных людей не хватает?

– Где ты нормальных видела? – огрызнулась Ася. – Вы, что ли, с папочкой нормальные?

– Да ты посмотри на себя! Одни глаза остались! – Мама благополучно пропустила мимо ушей выпад дочери в свой адрес. – Только попробуй мне отказаться от обеда, завтра же к врачу поведу!

– Не хочу я есть! – взвизгнула Репина, вылетая из кресла. Ух, с каким удовольствием она бы запустила в кого-нибудь тапочками или папочкиной книжкой – разговоры о еде уже начали ее доставать. – Меня тошнит от вашего супа!

– Еще скажи, что тебя от нас тошнит, – недовольно покачала головой мама. – Не рано ли?