– Или лесных духов… – вставил своё слово Константин.

Женщины переглянулись и невольно побледнели.

– Не ходи туда, – взмолилась Фелиция. – Мало ли кто обитает в этой норе…

– Не бойся, дракона я уже убил! – ответил Зигфрид и подмигнул своей подружке. – Так что: вы со мной или нет? – обратился он к друзьям.

– Разумеется! – в один голос поддержали те.

«Три Зигфрида», помимо мечей, вооружились на всякий случай луками, прихватили с собой факел и отправились обследовать необычную находку.

Женщины напрочь отказались составить им компанию.

…Друзья по очереди, хватаясь за корни деревьев, спустились в нору. Зигфрид, держа факел и обнажив на всякий случай меч, первым вошёл в тоннель. Осветив его стены, он ещё раз убедился, что подземное строение создано руками человека.

– Вы готовы вступить в царство дракона? – обратился он к своим друзьям. Те попытались изобразить подобие улыбок. По всему было видно, что Константину и Мердоку было не по себе.

Зигфрид решительно направился внутрь тоннеля, друзья последовали за ним. Через какое-то время пространство перед ними разверзлось, взору искателей приключений открылся небольшой зал. Зигфрид осветил его факелом. И каково же было изумление друзей, когда они увидели три массивных сундука, стоявших подле противоположной стены.

– Сокровища дракона! – воскликнул Зигфрид.

– Вероятно того, что ты убил! Однако мы не видели его бренного тела! – съёрничал Мердок. Константин рассмеялся.

– Лучше помогите открыть сундуки! – бросил Зигфрид друзьям и устремился к одной из находок и попытался приподнять массивную крышку. Увы, но она не поддавалась.

Тогда Мердок и Константин поспешили принцу на помощь. Наконец, крышка скрипнула и поддалась. Друзья сообща поспешили откинуть её. Зигфрид осветил содержимое сундука факелом…

И каково же было изумление и восхищение «Трёх Зигфридов», когда они увидели россыпь золотых монет и украшений. Поверх них лежал шлем, увенчанный золотыми рогами. Зигфрид не удержался от соблазна, дабы примерить его.

Шлем прекрасно сохранился, металл выглядел так, словно его выковали только вчера. Кольчужная маска, защищавшая лицо, блестела при свете факела.

Мердок и Константин невольно издали возглас восхищения.

– Ты выглядишь воинственно, Зигфрид! Словно языческий бог Один! – заметил Константин. – Не хватает лишь массивной золотой цепи!

Он достал из сундука золотую нагрудную цепь с рубиновыми вставками и надел на Зигфрида.

– Вот так… Теперь ты настоящий король!

Выразив свои эмоции, друзья принялись тщательно исследовать содержимое вскрытого сундука. В нём оказались золотые монеты времён Гая Юлия Цезаря, Тиберия Цезаря Августа, Калигулы, Тиберия Клавдия, словом, вышедшие из обращения примерно лет двести назад. Но, несмотря на это, они были куда весомее современных тремиссов. К тому же их можно было переплавить… Впрочем, у практичного Зигфрида мелькнула мысль: золотые монеты хороши с любым венценосным изображением. Не важно, что ныне римскую казну (впрочем, как и фризскую) заполонили тремиссы и безантины, старые монеты, пожалуй, будут предпочтительнее при любом королевском дворе.

Помимо монет в сундуке находились различные женские украшения. Часть из них выглядела грубовато, явно прослеживалась работа саксонских и готских мастеров, но были и изящные римские украшения, усыпанные драгоценными камнями.

Налюбовавшись вволю этими произведениями ювелирного искусства, друзья вскрыли оставшиеся два сундука. В одном из них они обнаружили скрамасаксы[46]– мечи и кинжалы с рукоятями в виде головы ворона; пояса и ножны – все отменной работы.

Зигфрид выбрал длинный меч – пламенеющий клинок[47]– с богато отделанным навершием. Такого необычного клинка ни он, ни его друзья никогда не видели…

Последний сундук хранил некогда богатые одежды. Увы, но они пострадали от времени (особенно меха), однако камни, украшавшие туники и плащи, выглядели безупречно. Поверх одежд лежал серебряный головной обруч, усыпанный голубыми топазами, – символ власти ярла или конунга, много десятков лет назад сокрывшего под землёй свои сокровища. Увы, теперь никто не знал: что его побудило это сделать.

…«Три Зигфрида» появились в охотничьем лагере перед своими спутницами и прислугой увешанные золотыми цепями, на голове принца красовался рогатый шлем, в руках он сжимал пламенеющий клинок, которому дал имя – Нортунг.

«Жрицы любви» потеряли дар речи при виде своих покровителей, прислуга же и вовсе перепугалась насмерть, решив, что знатные юноши действительно растревожили гнездо дракона и забрали всё его золото. Теперь жди беды…

На что Зигфрид рассмеялся и гордо заявил:

– Дракон мёртв! Вам нечего бояться! Он остался в подземелье, где много веков охранял своё золото!

На следующий день друзья снова спустились в подземелье, дабы поднять найдённые сокровища на поверхность и увезти их в Кастра Ветера.

Зигфриду понравилась байка про дракона, впрочем, как и его друзьям. Они тут же сочинили историю о том, как принц сразил мечом чудовище и завладел его золотом. Зигфрид же в благодарность щедро одарил своих друзей украшениями и мечами из «драконьей сокровищницы». «Жрицы любви» получили в подарок по золотому браслету и горстке золотых монет. А по возвращении в Кастра Ветера, в лупанарий, рассказывали своим клиентам о том, как Зигфрид победил дракона, добыл сокровища и щедро одарил их.

Королевский двор бурлил – все обсуждали подвиг принца. Королева гордилась своим сыном, а король лишь усмехался над его находчивостью и умением преподнести себя, не сомневаясь, что эти качества, также как и военные таланты, необходимы будущему правителю Фризии.

* * *

Урсула, несколько месяцев назад покинувшая королевскую резиденцию, также радовалась успеху Зигфрида. Королева сдержала своё обещание и сосватала её за достойного мужчину. Им оказался недавно овдовевший двадцатипятилетний виночерпий Ортвин. Его жена умерла родами, оставив ему малышку и ещё двоих сыновей. Урсула с радостью стала им матерью.

Единственной, кто не разделял всеобщей радости и ликования, была Арнегунда. Она по-прежнему пребывала в предместье Кастра Ветеры, в королевской латифундии. Узнав о том, что Зигфрид победил дракона и завладел несметными сокровищами, оставили бывшую наложницу совершенно равнодушной. Приближались сроки родов, Арнегунда чувствовала себя плохо. К тому же ей постоянно снились дурные сны.