И вот выступление в концертном зале «Октябрь» на Новом Арбате, одной из моих любимых площадок, где выступали в то время все звезды. Там от гримерок идут ступеньки вниз, по ним нужно выходить на сцену.

Я иду по этим ступенькам, навстречу мне — Людмила Марковна Гурченко. А я в ее образе, от Юдашкина: новенький костюмчик, чалма, перья, боа. Гурченко критически меня осмотрела и после паузы спросила:

— Это — я?

— Да.

Я уже имел право позволить себе это.

— Хм…

И ушла.

Потом Гурченко выпустила диск, на обложке которого она сидит на высоком барном стуле в таком же костюме, только золотом. После той нашей встречи она поехала и купила у Юдашкина такой же! Получается, что я диктовал костюмы самой Людмиле Гурченко, и у нас с ней всегда был одинаковый вкус!

* * *

В Театре оперетты был бенефис Людмилы Марковны. Я с цветами сажусь в зал, она блистает на сцене. Все великолепно. Поставили подиум — «язык» в длину всего партера, она ходит по нему, общается с публикой.

И вдруг в одном из номеров я понимаю, что она целенаправленно идет на меня. А я сижу в центре партера, седьмой-восьмой ряд. Она идет, смотрит на меня и делает какие-то знаки. А я не понимаю, что она от меня хочет! Вдруг слышу шипение: «Иди сюда, я сказала!»

Я пробираюсь кое-как через людей, ползу с этими цветами, она меня вытаскивает за руку на подиум, сама при этом поет и кричит мне: «Танцуем! Поехали!»

И мы начинаем танцевать! Это было что-то!

Это — доверие актрисы к актеру. Когда она знает, что партнер сделает именно то, что она хочет. В ее сольном концерте, бенефисе!

После этого я точно могу сказать: Гурченко доверяла Пескову. И я надеюсь, что смог это доверие оправдать.

* * *

О личной жизни Людмилы Марковны я говорить не буду, хоть и знаю очень многое, из первых рук. У нас были доверительные отношения.

Единственный, о ком обязательно нужно упомянуть, — это Асланчик Ахмадов. Он украсил ее последние годы. Он из нее сделал икону. Эти совершенно шедевральные образы мог создать только он, на мой взгляд. Он издал книгу о ней. Он нес ее портрет вместе с ее мужем Сережей на похоронах.

Великий, на мой взгляд, профессионал и человек. Гурченко безумно его любила. Она ему доверяла. Ему и мне. Может быть, просто не успела сказать: «Песков, меня не станет, так ты будешь». Во всяком случае, я хочу в это верить. Я начинаю все свои праздничные концерты с ее образа. И я знаю, что выступление всегда будет успешным.

Да, это моя хитрость. Но лучшее всегда идет первым. И я это говорю не в обиду Алле Борисовне. Пугачева безумно почитала Гурченко, считала ее своим педагогом во многом, как и, например, Клавдию Ивановну Шульженко.

Поэтому Людмила Марковна вошла в историю Аллы Борисовны, как икона, на которую Пугачева равнялась, чтобы стать той, кем она стала.

* * *

Она постоянно приглашала меня в гости, а я, как полный идиот, никак не мог вырваться… Ну кто думает о смерти. Никто не думает, что с нами будет завтра. Живем — и хорошо…

Харьков. У меня гастроли, сольный концерт. Все билеты проданы. И именно в этот день хоронят Гурченко. Как мне сказать Людмиле Марковне «спасибо, что вы были в моей жизни»? Как сказать это в ее родном городе, который рыдает? Как мне это сделать? Ни где-нибудь, не в Иваново, не во Пскове, а в Харькове, где она месяц назад провела свой последний сольный спектакль?!

И я меняю программу. Убираю из начала номер «Сними меня, фотограф». Тишина, гаснет свет. В темноте открывается занавес. Прожектор — контровой сверху. Стоит стул, на стуле — боа. Пошла музыка. И я вхожу в образе Гурченко, сажусь на этот стул. Начинается произведение «Апельсины». Я работаю и ухожу. Выходит ассистент, берет в руки стул, боа. Свет гаснет. Он держит боа на руках. А я — ушел…

Зал стоял. Весь. Молча, в полной тишине, муха не пролетит. Я быстро переодеваюсь. И начинается шоу!

Уверен, Людмила Марковна сказала бы: «Умничка».

Концерт для двоих и ромашковое поле (София Ротару)

Концерт «Песня года». Я отработал номер, ухожу за кулисы. Точнее, не за кулисы, а за задник сцены, там очень маленькое пространство, и провода, провода… Проходить там нужно было очень аккуратно.

Я иду и чувствую, что за мной крадется еще кто-то. Я машинально протягиваю руку, нащупываю руку того человека и шепчу: «Аккуратно, аккуратно». Чувствую, рука женская. И вдруг слышу голос: «Сань, а меня-то когда будешь пародировать?» Я говорю: «Сейчас, погоди, выйдем…», при этом все равно не понимаю, кто же за мной идет. Когда мы вышли на свет, я понял, что вел за руку Софию Ротару!

Конечно, она тут же вошла в мою программу.

У нас с ней был интересный случай. Думаю, София Михайловна не обидится, если я о нем расскажу.

Звонит как-то мне часов в девять вечера мой хороший приятель А. и говорит:

— Сань, надо, чтобы сегодня, в 11 часов, на сцену вышли Алсу, ты и Ротару.

— А как ты себе это представляешь? Сейчас же девять вечера…

— Да я никак не представляю, это ты должен представлять, как это будет. Короче, я жду. Вот адрес.

Что делать. Звоню Алсу. «Я на дне рождения у папы, в Казахстане, не могу». Звоню Ротару.

— Соня, срочно!

И она тут же отвечает:

— Еду.

— Отлично, готовься.

— Поняла.

Мы тогда были соседями. Я жил в высотке на Баррикадной, а она — за Московским зоопарком.

Ехать до площадки 15 минут. Я звоню А. и отчитываюсь:

— Алсу не может, Ротару готова.

— Сань, нет проблем, молодец.

Р. едет к нему, получает деньги, потом за директором Ротару, она садится в машину, он ее везет на площадку. Коллектив я моментально обзвонил, собрал, приехали.

В 11 все были готовы к выходу на сцену.

Первой выходит Ротару, поет три песни. Все великолепно. Заходит за кулисы и говорит мне:

— А ты куда меня привез?

— В ресторан вроде.

— Мда… хороший концерт.

И пошла переодеваться. Выхожу, отрабатываю первый номер. В середине второго (работаю Зыкину) А. прямо из зала кричит мне:

— Сань, обожди (я не обижаюсь, понимаю, что он имеет на это право, поскольку платит деньги). — Где Ротару?

— В гримерке, переодевается.

— Пригласи ее еще раз.

Я прихожу к Соне. Говорю:

— София Михайловна, дорогая моя,