Я стараюсь отвлечься.

От надменного жеманства Петра, от любопытных взглядов мальчика. От игривого прищура Жанны, взявшей за правило раз в два дня вытягивать из меня все жилы – на кровати, на диване, на кресле и просто у окна. От сосредоточенной обнуленности Себастиана, похожего на отключенного робота. От Чумы, на которого теперь не могу смотреть без содрогания. От улыбки Пашка, заискивающей и едва читаемой.

Мой внутренний мир – страна упущенных возможностей.

В ней нет гор и ущелий – только пустыня. Скорость ветра сожалений иногда достигает показателей урагана. Воспоминания не стоят и выеденного яйца, они способны принести лишь боль и уныние. Даже самые радостные. Дом это знает, а потому заставляет круг за кругом по спирали восстанавливать в памяти собственную жизнь, давая оценки и развешивая ярлыки.

В таком состоянии люди любят перебирать старые фотографии.

Вынимают из книжных шкафов альбомы, разлепляют слипшиеся от времени страницы, заглядывают во вчерашний день, поражаясь, кто потолстел, а кому лысина «очень даже идет». Иногда для этих целей служит социальная сеть, залежи никому не интересных картинок с поездки в Египет или Хорватию.

У меня нет альбомов. Единственная фотография вклеена в паспорт. И аккаунта тоже нет.

Никогда не имел собственного компьютера. Не считая «Спектрума», собранного на коленке инженером – другом отца – из сворованных с завода деталей. Помню, друг продал его бате за большие по тем временам бабки…

Что такое Интернет? Название зубной пасты? Поза из «Камасутры»? Болезнь?

Ставлю перед Жанной стальную мисочку с жюльеном. Подливаю вина, к которому она почти не притронулась. Пытается ущипнуть меня за зад, терплю и с приклеенной улыбкой несу пустую бутылку в соседний зал. Петр потягивает медовый отвар, стекающий из уголка рта. Лениво роняет в воздух, продолжая прерванный разговор:

– Обычному человеку никогда не понять существ высшего порядка. – Говорит медленно, в свойственной ему манере пережравшего сметаны кота. На лоб падает русая челка, и я как никогда хочу ударить по ней ножом. – Существ, еще сохранивших человеческие черты, но уже возвысившихся.

Остальные внимательно смотрят на него – туша в инвалидной коляске, медузообразный окорок, облаченный в просторный костюм цвета «мокрый асфальт». Алиса отпивает вина и поправляет бретельку алого вечернего платья. Коленька болтает ногами, перемешивая жюльен вилкой и наматывая на зубья резиновые хвостики топленого сыра.

– Генералы, приходящие к власти в странах третьего мира, – продолжает Петя, вещая сразу и для господ, и для слуг.

В первую очередь, конечно же, для холопов. Холопы молчат, истуканами застыв за высокими спинками темно-коричневых стульев. Горят свечи, залу наполняет влажная пульсирующая нега.

– Премьер-министры, монархи и олигархия. Персоны, обладающие безраздельной властью, имеющие горы денег, позволяющие себе все, чего может пожелать смертный…

Я листаю странички мысленного твиттера. Рассматриваю альбомы «ВКонтакте». Перебираю архивные завалы «Одноклассников». Моя Сеть остается невообразимо личной и защищенной от просмотров извне…

Просматриваю новости и ленты друзей. Их немного, они выцветают. В голове проносятся фотографии, видео, музыка, события и статусы. Особенно ярки именно последние. Например: Юсуп Назарбеков «помолвился» с портвейном.

– И в один ожидаемый момент, – продолжает Петр, пухлыми пальцами поглаживая джойстик на левом подлокотнике коляски, – такие, как мы, пересекают орбиту. Выходят в атмосферу, совершают рывок.

Инна «отмечена» на фотографии ДТП, где смятая в хлам «девятка» на полной скорости нашла японца…

Жирный продолжает разглагольствовать, на него с ленивым интересом смотрит лишь Жанна. Алиса доедает кусочек фаршированного баклажана. Константин подцепляет щипцами еще одну фисташку, пережевывая вместе со скорлупой. Чумаков, замерший за коляской сибарита, уставился в одну точку, будто на самом деле решил вникнуть в суть катящихся над столом слов.

– Потому что человек не может стоять на месте, – словно переубеждая кого-то, изрекает Петр. – Он обязан развиваться, становиться высшим существом. И когда базовые инстинкты удовлетворены… когда есть все, мы познаем новыеграни таких понятий, как честь, мораль, этика, вера и так далее.

Киря Мокрый сменил статус на «зажмурился».

Невидимые пальцы кликают по невидимым кнопкам, перебирая новостные ленты и записи на выдуманных «стенах». Петя смотрит на меня, улыбается и кивает.

– Всесилие развращает? – внезапно спрашивает Алиса.

– Всесилие переносит категории на иной уровень, – отвечает Жанна.

Петр снова кивает, мерзкая прядь закрывает его левый глаз. Говорит:

– Именно. Новый уровень, новая система. И после преодоления рубежа мы становимся ее гармоничными элементами.

Вадик «в активном поиске» дозы.

Андрей считает, что «главное в людях» – умение крышевать рынки.

Толстяк откидывается на ортопедическую спинку кресла, невероятно слоистый и самодовольный. Облизывает губу, подтирая языком медовую дорожку.

– Если, скажем, более сильный игрок твоего уровня предложит – подпиши бумагу, отныне подданные станут жить хуже, но ты обогатишься еще на порядок. – Он говорит и говорит, по очереди посматривая на каждого из слуг. – По правилам нашей игры ты подписываешь, даже если тебе не нужны эти деньги. Потому что если вдруг опустишься на прежний уровень… дашь слабину и откажешь, пожалев подвластных… если вдруг в тебе взыграют благородство и сострадание на том примитивном уровне, как их понимает девяносто пять процентов населения планеты… тебя устранят и на твое место придет другой – более сильный, крепкий и безжалостный.

У Олега «все непросто» с наркотиками.

– Мы не ищем оправданий, – негромко и невнятно произносит Константин, и я вижу ниточки слюны, скрепляющие его губы. На одной из них висит крохотный обломок фисташковой скорлупки.

Петр игнорирует реплику. Подносит ко рту бокал с отваром и делает глоток.

– Обвинять нас в том, что мы бесчеловечны и жестокосердны, – говорит он, – бессмысленно и глупо. Это все равно, что обвинять в жестокости снегопад или торнадо. Нужно найти крайнего, чтобы обвинить в ярости Божество? Тогда вините систему, превратившую нас в чудовищ. Вините заговоры и кукловодов, но нас – молодых Богов, населяющих планету, вы винить не вправе.

Перебираю статусы и фото. Стукачка Алена сменила отношение к милиции с «резко негативное» на «компромиссное».Меня тошнит и уже совсем не хочется есть. Болит живот. Жанна смотрит так, словно прямо сейчас готова сорвать мои штаны.

– Все свободны, – вдруг говорит хозяин дома, отодвигая мисочку с недоеденным жюльеном. – Денис, останься.