– …А вы бы видели меня на приемах у королевы, так называемых галантных ухаживаниях. Это когда Ее Величество принимает в своих покоях нескольких самых родовитых кавалеров, которые открыто беседуют с ее фрейлинами за обедом. Я неизменно блистал изящными манерами и остроумием, поэтому был желанным гостем всегда. Помню дочь герцога Оргаса Луизу-Марию… Ах, какая была красавица! Не чета здешним уродинам. Кстати, какого вы мнения о местных дамах, дон Педро? Ну рассказывайте, рассказывайте.

Я пробормотал что-то невнятное, сделав вид, будто сконфужен, что неимоверно развеселило графа, который еще бодрее продолжил свои рассказы, а вернее, воспоминания, о его былой придворной жизни в Мадриде, под которые мы уже к вечеру добрались до какого-то поселения – несколько хижин, группировавшихся вокруг постоялого двора – двухэтажного каменного здания с башней. Это своеобразное строение в горах у реки, напоминающее скорее рыцарский замок, было и почтой, и гостиницей, и крепостью одновременно. На пороге нас встретил всклокоченный толстяк.

– Как дела, Матео? У тебя все в порядке?

– Рад видеть вас, монсеньор, – ответил толстяк, подобострастно раскланявшись и схватив стремя графа, чтобы тому было удобнее спешиться.

– Это – Матео Гомес. Комендант селения и начальник почты. Ну как, Матео, много беглых негров изловил?

– Да какое там. Канальи теперь этой дорогой не пользуются. Обходят заставу стороной, горными тропами.

Мы вошли внутрь, где пахло дымом, луком и жареным мясом.

– Благодаря вашему отцу, дон Педро, теперь мы имеем подобные военные посты по всем дорогам, – сказал граф. – Твердая рука вашего батюшки везде навела порядок. Раньше, чтобы добраться с южного побережья на северное, нужно было ночевать в поле, а теперь налажена почта, система оповещения, даже поесть здесь можно. Причем, в угоду вашему отцу, теперь в каждом постоялом дворе есть набор андалусских закусок. Так называемый топас, в который входят херес, хамон и оливки. Ну что, Матео, чем порадуешь усталых путников, кроме этого?

После вполне приемлемого ужина, состоявшего из жареной свинины под чесночным соусом, каких-то местных вареных плодов, называемых маниокой, все сели играть в карты, а я вышел на улицу. Уже совсем стемнело. В этих краях ночь наступает почти мгновенно. Звезды висели так низко и густо, что невольно хотелось их потрогать. Красота поразительная, но и усталость от дневного перехода давала о себе знать.

* * *

Я проснулся от пения петухов. Сначала мне даже почудилось, что я у себя дома, во Фландрии. Все кругом спали, поэтому я в одиночестве вышел на воздух, а затем, оголив торс, решил поразмяться, выполняя упражнения, которым научил меня мой итальянский учитель. После гимнастики надо было поупражняться со шпагой. В это время на пороге появился дон Габриэль.

– Что вы делаете, дон Педро?

– Разминаю мышцы, чтобы не потерять наработанную ловкость, дон Габриэль.

– О, может, поэтому о вас ходят слухи как о непревзойденном бойце?

– Во всяком случае, я лично их не распространяю.

– Да вам и не нужно. Бесчисленные отметины на вашем теле просто кричат об этом. Будь я женщиной, клянусь всеми святыми, только из-за этих красных рубцов влюбился бы в вас. Честно скажу, я никогда в жизни не видел столь красноречивую коллекцию на теле даже бывалого солдата, не говоря уже о совсем молодом кабальеро. Если я не ошибаюсь, вам не более двадцати…

– Все это просто царапины, которые я случайно получил в одной из стычек еще в Европе, наверняка они сойдут через пару месяцев.

– Вы меня окончательно заинтриговали своей скромностью. Говорят, у вас в руке клинок превращается в молнию. Не удивлюсь, если узнаю, что на вашем счету не одна дуэль со смертельным исходом. Впрочем, это только еще больше поднимает вас в моих глазах. Я всегда стоял за право дворянина призвать негодяя к ответу именно этим способом, несмотря на все многочисленные королевские указы. Кстати, если вы не против, не могли бы мы поразмяться вместе?

Как я мог отказать своему новому знакомому, тем более что отец откомандировал меня при нем адъютантом. Возможно, граф и мнил себя первой шпагой Эспаньолы, но его фехтование оставляло желать лучшего. Он применял обычные приемы в традиционной классической итальянской манере. Рука у него была очень твердая, и чувствовал он себя уверенно. Вот только быстрота и импровизация явно страдали. Он, словно ученик, зазубрил один-единственный урок в своей жизни. Наша разминка длилась не более четверти часа, а дон Габриэль был уже весь в мыле.

– Спасибо, граф, вы совсем меня загоняли, – сказал я, получив в ответ благодарный взгляд и улыбку. – Фехтование – моя единственная страсть. Я тренируюсь каждое утро так, что с меня сходит сто потов, мышцы ног гудят, хочется упасть и не вставать. Однако уже к вечеру я снова на ногах, и, как ни странно, они снова оживают, отзываясь приятной усталостью, ночью же мне всегда снятся всякие приключения. Словом, фехтование дает мне удовлетворение как в физическом, так и в духовном плане.

– Вы действительно хорошо владеете своим толедским клинком, который, очевидно, подарил вам отец. И должен заметить, никогда не видел такой манеры, как у вас. Только вот все ваше искусство и быстрота бессильны перед красивыми блестящими глазками сеньорит. Это я насчет душевного спокойствия…

– Не знаю относительно женских глазок, – улыбнулся я, – но необычному стилю фехтования меня научил один итальянский иезуит, побывавший в дальних азиатских странах. Впрочем, как и оздоровительным упражнениям, одинаково полезным для дыхания, обретения бодрости духа, здоровья…

– …и душевного спокойствия, – улыбнувшись, перебил меня дон Габриэль. – Вы определенно интересный человек, дон Педро. И я начинаю гордиться, что вы в моей свите. Вы целеустремленный молодой человек, мастерски освоивший шпагу и пока не испорченный пороками, царящими на нашем острове. Вы представитель благородных кровей и заслуживаете великолепной карьеры, хотя и начинаете ее в богом забытых колониях. И несмотря на то что вы, как сын губернатора, в покровительстве не нуждаетесь, я с удовольствием предложу вам свои услуги.

Вскоре мы вновь двинулись в путь вдоль реки Хайны, а граф продолжал свои воспоминания о былом и славном, но потерянном времени. Когда, по его словам, он не существовал, а жил по-настоящему. Иногда человек цепляется за свое прошлое, словно тонущий за соломинку. Возможно, эти воспоминания не давали графу утонуть, оставляя надежду, что его жизнь снова изменится. Так мы к концу дня добрались до селения Бонао, а на следующий день стали спускаться в долину, миновав поселок Ринкон, где одна дорога поворачивала на Сан-Франциско-де-Макория, а другая вела к городу Ла-Вега, до которого наш маленький отряд добрался без приключений.

Ла-Вега – городок, стоящий на реке Камю, впадающей в залив Самана, имел не больше пятидесяти домов, построенных вокруг небольшой цитадели, стоящей на возвышенности. В Ла-Веге жили плантаторы, пастухи и охотники. Там я впервые попробовал прекрасного копченого мяса. Вокруг города были великолепные пастбища, где мирно разгуливали не только дикие, но и одомашненные стада коров. В городе занимались выделыванием кож довольно хорошего качества, которые потом отправляли в Санто-Доминго, но чаще всего в Сан-Фелипе-де-Пуэрто-Плату. Этот портовый городок и был конечной целью нашего путешествия. В Ла-Веге мы почти полностью забрали местный гарнизон плюс еще набрали рекрутов. Это было связано с тем, что мы не просто путешествовали, а собирали армию для военной экспедиции, которую задумал мой отец и которую поручил осуществить дону Габриэлю.