— Правда? Ой, не знаю, Соня. Я ведь резкий человек: такого спортивного шороху наведу, что газета закроется.

— Вот-вот, резкость там как раз и нужна! Наличие резкости и собственной точки зрения — большой плюс.

— Какой там из меня журналист…

— Как из всех бывших спортсменов, пишущих о спорте. Главное, разбираться в теме, а стиль подредактируют.

Стыдливый румянец расцвел на Валериных щеках, пробиваясь из-под слоя косметики. Видно было, что предложение доставило ей удовольствие, и она очень хочет его принять, но сомневается в своих силах.

— Валер, а тебе не трудно одной в такой громадной квартирище? — вступил Валентин Муранов, который, видно, редко подавал голос в присутствии жены.

— А что, Валь, женишка мне подложить хочешь? Ты давай тогда какого-нибудь с ногами. Куда мы оба колченогие?

— Вопрос о женишке мы обмозгуем в частном порядке. А пока насчет квартиры. Серьезно, Валер: если тебе с ней трудно, можно разменять на две поменьше — в одной жить, другую сдавать? Или обменять с доплатой на меньшую, а деньги пригодятся…

— Я подумаю. — Голос Валерии, размягчившийся, как только Софья завела речь о газетной колонке, снова стал суровым, почти злым. — Не сейчас. Эта квартира для меня — пусть несуразная, но она… вроде как реликвия. И я здесь привыкла жить.

— Я разве настаиваю? — Валентин откинулся на спинку стула, оборонительно выставив ладони. — Просто предложил… так, на всякий случай…

«Зря это он», — скривился Денис. Директор ЧОП «Глория» нутром почуял, что это деловое предложение заставило Валерию заволноваться: «Неужели и Мурановы хотят поиметь с меня какую-то выгоду? Вот и к квартире моей подбираются. А на первый взгляд такие славные ребята…» Бывшая спортсменка разучилась верить людям: неудивительно, что с ней, которую предал и тренер и поклонники, это произошло. Но если гормональный баланс Валерии Ильиной невозможно вернуть к норме, то, может быть, хоть душевный баланс поддается восстановлению?

Валерия и супруги Мурановы увлеклись бытовыми проблемами: обсуждали квартплату, инфляцию, цены на еду… Денис Грязнов в его роли частного сыщика как будто бы стал собравшимся глубоко безразличен. Он решил напомнить о своем присутствии:

— Валерия, вы вроде выписки хотели мне показать, медицинские справки? Я не врач, но посмотрю.

Для того чтобы принести документы, Валерии вновь пришлось взгромоздиться на костыли и совершить душераздирающее путешествие прочь из комнаты и обратно. Никто не осмелился ей помогать. Вернулась она, прижимая подбородком к плечу красную папку-скоросшиватель.

— Держите, — невнятно, из-за опасения раскрывать рот, пробормотала Валерия.

В последний момент папка выскользнула и шлепнулась на пол, рассеивая веером документы. Здесь были и официального вида записи на бланках с печатями, и газетные вырезки, и какие-то давно просроченные удостоверения — все в куче. Что касается хранения бумаг, здесь олимпийская чемпионка не проявляла спортивной скрупулезности. Присев на корточки, Денис принялся ликвидировать последствия схода лавины. И первое, что ему бросилось в глаза, — фотография из журнала: так получилось, что она приземлилась сверху, не смявшись благодаря плотной глянцевой бумаге. Запечатленный фрагмент безмятежного прошлого: Валерия Ильина в пурпурном, с изумрудными вставками, костюме, облегающем ее, как руку — резиновая перчатка, со своим снарядом — ядром на проволоке, подсвеченная прожекторами. Денис впервые увидел, как выглядит спортивный молот, раньше думал, что и вправду как молот. Но даже ядро на проволоке поразило его меньше, чем Валерия. Так вот она какая! Была…

Денис не осмелился, сравнивая, поднять глаза на сегодняшнюю Валерию. Но его оробелый взгляд не избежал встречи с глазами Софьи. Всепонимающими и безжалостными.

Турецкий не встречался с футболистом Игорем Сизовым, а потому Лунин и Бабчук, которых вызвали на допрос немедленно по прибытии со сборов, не предоставили ему материала для сравнения. Побывал бы на их допросах Денис Грязнов, непременно отметил бы, что если лицо Сизова было интеллигентным, с тонкими чертами, то физиономии Лунина и Бабчука, далекие от изысканности, вызывали в памяти незамысловатую шутку: «У отца было три сына, двое умных, а третий футболист». При том, что внешне эти любители запрещенных стимуляторов были похожи между собой, как близнецы: оба — высокие, долговязые, с длинными и непропорционально большими, как у щенков дога, ножищами. На допросах оба, независимо друг от друга (допрашивали их, естественно, порознь) вели себя одинаково и проходили абсолютно одни и те же фазы постепенного признания.

Первая фаза:

— Ни о каком допинге не слышал, в глаза его не видел, не принимал. Из-за чего Наталья Робертовна на меня обозлилась, понятия не имею: должно быть, что-то женское. Баба в климаксе страшнее лютого зверя.

Вторая:

— Ну да, ну попринимал чуть-чуть таблетки перед соревнованиями. Иначе, думаю, не выдержать: нагрузки такие, что и подъемный кран сломался бы, хоть он и железный. Откуда брал? Не помню. А Лунин (Бабчук) откуда взял? Не знаю. Наверное, в аптеке на свои деньги купил. Кто еще в «Авангарде» знал о приеме допинга? Понятия не имею. Принимал на свой страх и риск. Почему Наталья Робертовна нас с Бабчуком (с Луниным) все-таки не выгнала? Ну, мы ее очень просили. И команда была за нас…

Третья:

— Не виноватый я, чесслово! Разве я сам начал всю эту фигню принимать, будь она неладна? Мне тренер посоветовал, а врач таблетки дал. Они же там, в «Авангарде», все повязаны. Одна Наталья Робертовна, ясная душа, ни о чем не подозревала. Про тренера и врача она уж точно думала, что они чистенькие. Они ее и уговорили, чтобы она нас оставила в покое. А может, пригрозили, что, если будет много себе позволять, чечи с ней разберутся…

Слово «чечи», возникшее в признаниях обоих футболистов, показалось следователям прокуратуры весьма примечательным:

— А ну-ка, а ну-ка! Что еще за чечи?

Но в этом пункте показания Лунина и Бабчука, и до того не блиставшие внятностью и последовательностью, становились совсем уж сбивчивы и непонятны. Насилу-то удалось из них выудить, что тренер и врач их запугивали: если проболтаются кому-нибудь о приеме анаболиков — не жить им на белом свете, прикончат их чеченцы. Что именно за чеченцы, какова была их заинтересованность в допинге, Лунин и Бабчук не смогли составить себе представления. Но чеченцев возле «Авангарда» неоднократно видали. Какие из себя? Да все черные, ну как есть чечи. Во что одеты? Ну как обычно чечи одеваются. Чтобы у кого-то из них был не полный комплект пальцев на левой руке — такого не заметили. Удостоверясь, что наблюдательностью Лунин и Бабчук не отличаются, а их уровень умственного развития достаточен ровно для того, чтобы знать, что в принципе на руке у человека бывает по пять пальцев, неудачливых футболистов оставили в покое.

Пора было переходить к другим фигурантам.

Если первое общее собрание глориевцев по поводу отыскания лаборатории «Дельта» не обнаруживало среди частных сыщиков особенного оптимизма относительно перспектив дела, то сейчас оптимизм бил через край. Лучились спокойной гордостью истинные профессионалы Голованов и Кротов, изобретал какие-то новые шуточки неуемный Филипп Кузьмич Агеев, едва не приплясывал Коля Щербак. Даже Макс, необъятный Макс, который на этот раз не принимал большого участия в происходящих событиях, так топорщил в улыбке косматую бороду, словно на директорском столе Дениса поднимался из нарядной коробки пышный, белый, как невеста, полный сливочного крема, персонально для него, компьютерщика Макса, предназначенный торт. Один Денис, вопреки настроению подчиненных, выглядел суровым, как самая насупленная из осенних туч — вопреки тому, что за окном стояла отличная летняя погода, как и тому, что уж директору-то на этом собрании полагалось выглядеть именинником.