строгую классификацию внешности человека. Для своих филеров он подготовил «таблицы с характерными носами и ушами». Научив агентов правильно описывать внешность наблюдаемых, фон Коттен переходил к одежде и мундирам. «У меня, — вспоминал он, — были изготовлены особые картонные таблицы, на которых были прикреплены отличительные части каждой формы, а именно: значки на фуражках, петлицы, наплечные знаки, пуговицы, а далее на той же таблице были написаны цвета околышей, цвета воротников, брюк и кантов».

Постоянно подчеркивалось одно основное правило: «Охранка хочет знать правду и только правду». От сыщиков требовалось ежедневно подавать рапорт о том, что делал подозреваемый, с кем встречался, куда ходил, а в конце недели составлялась общая сводка. Секретную информацию филер должен был сообщить своему начальнику (обычно это был его единственный личный контакт с ним), назначив свидание в каком-нибудь укромном месте далеко от штаба. Когда один из директоров Департамента полиции увидел, что филеры приходят на Фонтанку с рапортами, он тут же предупредил агентов, что такие упущения в работе просто недопустимы. Если филер уезжал за наблюдаемым в другой город, он сообщал о результатах условными телеграммами, якобы от имени коммивояжера. К примеру, фраза «товар сдан московским приказчикам» означала «наблюдаемый передан московским филерам»; «товар упакован» — преступник задержан; «товар подмочен» — наблюдаемый скрылся.

Пройдя курс обучения, новоиспеченные филеры должны были продемонстрировать свое мастерство в реальной ситуации на улице, а затем составить рапорт по всем правилам. Нельзя было, например, забывать, что подозреваемых надо называть, используя условные клички, а не настоящие имена. Согласно инструкции, «кличку должно давать краткую (из одного слова). Она должна характеризовать внешность наблюдаемого или выражать собою впечатление, которое производит данное лицо». Так, будущий глава Временного правительства А.Ф. Керенский проходил в дневниках наружного наблюдения под кличкой Скорый. Но чаще всего филеры употребляли указания на профессиональную принадлежность наблюдаемого. Банкир П.П. Рябушинский фигурировал в их донесениях как Кошелек, а поэт Сергей Есенин, работавший в молодые годы в типографии, — как Набор.

Уровень отбора и подготовки, компетентность сыщиков в рядах охранки, опутавшей своими сетями всю империю, очень варьировались. Среди филеров были профессионалы, не уступавшие Медникову. Некоторые из них вырабатывали у себя удивительные навыки: «Внешность наблюдаемого сохранялась в памяти у способного агента в течение многих лет, несмотря на массу лиц, которые проходили перед его глазами». Такие агенты не терялись в самых сложных ситуациях. Если во время ареста на улице революционер начинал звать на помощь, филеры могли в свою очередь обратиться к прохожим за содействием, объяснив, что они — санитары, которые увозят в больницу душевнобольного, страдающего манией преследования.

Однако, по словам очевидца, большинство сыщиков были полуграмотными, едва умели писать. Профессиональное мастерство филеров, особенно в провинциальных охранных отделениях, было невысоким. Убийца шефа жандармов Кравчинский вспоминал, что в 70-е годы агенты, набранные из солдат, никак не могли скрыть своей военной выправки и все время норовили сгруппироваться в полувзвод. В конце века, по воспоминаниям полицейских чиновников, жандармские унтер-офицеры, переодевшись, зачастую забывали снять шпоры. Бюджет охранных отделений предусматривал дополнительную надбавку офицерам и филерам на гражданское платье, но бюрократический идиотизм приводил к тому, что филерам выдавали одинаковую казенную одежду, по которой их можно было узнать за версту. «Гороховое пальто» даже стало символом сыщика.

Эти недостатки личного состава наряду с низким жалованьем, тяжелыми условиями работы, нечеткими заданиями создавали предпосылки для халатности в работе. Многие сотрудники небрежно относились к рапортам, некоторые их просто выдумывали, чтобы продемонстрировать свое рвение. Несмотря на эти упущения, охранка высоко ценила своих филеров, и число их с каждым годом росло. Среди непосвященных бытовало мнение, что вся страна наводнена десятками тысяч сыщиков. На самом деле филеров было значительно меньше. Центральный филерский отряд состоял примерно из 30 человек, в губернских городах насчитывалось от 12 до 25 агентов наружного наблюдения. Таким образом, по всей империи было не более тысячи филеров.

III

После 1880 г. элитарные агенты — агенты внутреннего наблюдения развернули новый фронт сыска. Эти агенты работали в одиночку, их тщательно отбирали для засылки в тыл, проникновения на командные посты в революционном лагере. Они вели двойную жизнь. Участившиеся случаи покушений террористов на государственных чиновников вынудили правительство впервые полностью положиться на «двойных агентов» в деле политического сыска. Деятельность последних была настолько успешной, что они стали гордостью охранки.

Внутренние агенты должны были добиться признания во вражеском лагере, изображая из себя террористов. От них требовались четкое следование правилам игры и неусыпная бдительность. Использование оружия и распространение нелегальной литературы допускались только по специальному разрешению непосредственных начальников охранки. Если агенты шли на уголовное преступление, не получив специального разрешения, их привлекали к ответственности. (При этом в тех случаях, когда агентов арестовывали вместе с другими преступниками, охранка их освобождала так, чтобы никто ничего не заподозрил.) Эти дисциплинированные, вышколенные агенты, вынужденные ограничивать круг знакомств, не позволять себе никаких излишеств, вели почти монашеский образ жизни.

Каждый агент давал клятву говорить только правду и использовать конспиративные имена; он имел выход только на одного сотрудника охранки — своего руководителя, в случае разоблачения или потери доверия он тут же терял работу. Служба внутренних агентов была связана с повседневным напряжением и риском. Поэтому офицеры и чиновники регулярно проверяли донесения своих агентов и их психологический настрой. Постоянно находясь в стрессовой ситуации, большинство внутренних агентов работали не более двух лет, а иногда по настоянию руководителя их служба заканчивалась еще раньше.

Агенты внутреннего наблюдения, по словам исследователя политического сыска В.Г. Жилинского, составляли «полицейскую интеллигенцию». Некоторые из них были образованными людьми, сторонниками постепенных реформ, частично разделяли взгляды радикалов, но не одобряли их методов. При этом, ведя психологическую войну, такие сотрудники заимствовали тактику действий у своих противников — революционеров. В начале 80-х годов начальником Петербургского охранного отделения и инспектором секретной полиции был Г.П. Судейкин — блестящий практик ведения психологической войны. По словам современника, «война с нигилистами была для него чем-то вроде охоты», и, сталкиваясь с высокоидейным и принципиальным противником, он побеждал его обезоруживающей логикой.

Это проявилось в деле Гребенчо, убежденного радикала, исключенного из Петербургского университета за участие в студенческой демонстрации в феврале 1881 г. Гребенчо, выходец из Бессарабии, был «старше обычного среднего студенческого возраста, жгучий брюнет, весь обросший волосами, с горящими как угли глазами». Большинство знакомых его сторонились, потому что даже в кругу революционеров он не казался «своим». Он был горяч, бескомпромиссен, нетерпим в вопросах теории, и в спорах, как рассказывали, его рука непроизвольно тянулась к кинжалу. Однажды Гребенчо отправился на юг России, где готовилось покушение на генерала B.C.