* * *

Но прежде, чем мы перейдем к последней части рассказа о жизни Пушкина с прекрасной Натали, напомним, что поэт в годы, которые он прожил в Петербурге, все же бывал наездами в родной Москве и довольно часто.

Отсюда он непременно пишет жене.

«Вечер провел дома, где нашел студента, дурака, твоего обожателя. Он поднес мне роман „Теодор и Розалия“, в котором он описывает нашу историю. Умора!» (1831 год).

Студент, о котором писал Пушкин, – поэт Федор Фоминский. В его «нравоучительном романе, взятом из истинного происшествия», наивно восхваляются прелести чистого брака по сравнению с холостяцкой жизнью. Описывая безбрежную счастливую жизнь Теодора и Розалии, Фоминский, очевидно, полагал, что рисует картины брака Пушкина, заключенного по большей любви. Роман вышел, по оценке тех, кто читал его, – уморительным. Но описание венчания в церкви Большого Вознесения почему-то дано автором столь реально, что современники – недоумевали – а, может быть, Федор Фоминский присутствовал при этом венчании, ведь его рассказ в стихах один в один воспроизводит все, что было во время этого обряда...

В том же письме, где Александр Сергеевич рассказывает Наталии Николаевне о странной поэме Фоминского, он пишет далее жене:

«У тебя, т. е. в вашем Никитском доме, я еще не был. Не хочу, чтобы холопья ваши знали о моем приезде; да не хочу от них узнать и о приезде Наталии Ивановны, иначе должен буду к ней явиться и иметь с нею необходимую сцену...»

В 1832 году, в сентябре Пушкин вновь в родном городе. Остановился он в гостинице «Англия» и «поскакал отыскивать Нащокина», с которым особенно сблизился после своей женитьбы.

«Поэт очень любил московские бани, – вспоминала впоследствии В. А. Нащокина, – и всякий свой приезд в Москву они вдвоем с Павлом Воиновичем брали большой номер с двумя полками и подолгу парились в нем. Они, как объясняли потом, даже там, предавались самой задушевной беседе, в полной уверенности, что там их уже никто не подслушает».

Посещая Москву в 1833, Пушкин снова пишет жене из дома своего друга Нащокина о том, как они провели вечер: «Да какой вечер! – шампанское, лафит, зажженный пунш с ананасами – и все за твое здоровье»...

В 1834 году, Пушкин три раза приезжал в Москву на самое короткое время. По дороге в имение Гончаровых Полотняный Завод, где Наталия Николаевна с детьми проводила лето, Пушкин приехал в Москву в конце августа. Затем, прожив две недели в имении жены, он привез семью в Москву в начале сентября, пробыв здесь два дня. Он ходил с Наталией Николаевной и ее сестрой в театр...

Москва в ту осень была напугана частыми пожарами, вспыхивающими то там то тут в разных частях города и превращавшими в пепел целые кварталы. Носились слухи о поджигателях... Тревожные настроения в городе усиливались. Часто люди, боясь ночных пожаров, выходили на улицу из своих домов с подушками и матрасами, ночуя под открытым небом, прямо на тротуарах...

О пожарах и поимке поджигателей есть даже записи в дневниках Пушкина: «...вообще огонь, „красный петух“, – пишет он, – очень национальное средство мести у нас...»

В тридцатые годы Москва, в целом еще сохранившая свой усадебно-дворянский облик, стала утрачивать былой аристократический блеск. С возраставшим подъемом буржуазии Москва дворянская превращалась в Москву буржуазную. Это не ускользнуло от внимания Пушкина.

«Скучна Москва, пуста Москва, бедна Москва», – писал поэт жене в 1833 году, подводя итог своим московским впечатлениям. Эти впечатления более подробно отражены в его статье «Путешествие из Москвы в Петербург», над которой он работал в 1833–1835 годах. Вспоминая блеск допожарной Москвы, бывшей «сборным местом для всего русского дворянства», Пушкин отмечал ее упадок, дворянское оскудение. «Ныне в присмиревшей Москве огромные боярские дома стоят печально между широким двором, заросшим травою, и садом, запущенным и одичалым... Улицы мертвы; редко по мостовой раздается стук кареты; барышни бегут к окошкам, когда едет один из полицмейстеров со своими казаками. Подмосковные деревни также пусты и печальны. Роговая музыка не гремит в рощах Свиблова и Останкина; плошки и цветные фонари не освещают английских дорожек, ныне заросших травою, а бывало, уставленных миртовыми и померанцевыми деревьями. Пыльные кулисы домашнего театра тлеют в зале, оставленной после последнего представления французской комедии. Барский дом дряхлеет... Обеды даются уже не хлебосолами старинного покроя, в день хозяйских именин или в угоду веселых обжор... Московские балы... Увы! Посмотрите на эти домашние прически, на эти белые башмачки, искусно забеленные мелом... Кавалеры набраны кое-где – и что за кавалеры!»

Упадок Москвы не смешит и не радует поэта, несмотря на ироничный тон этого письма. Напротив – ему глубоко обидно за город, который он помнит совсем иным – по детским ярким воспоминаниям, по рассказам родных...

Последний раз Пушкин посетил Москву в 1836 году. Поездка была вызвана делами по изданию журнала «Современник» и необходимостью занятий в архиве для работы по истории Петра Первого.

Приехал поэт в ночь со 2 на 3 мая и остановился у П. В. Нащокина в Воротниковском переулке в доме губернской секретарши Ивановой. Дом этот (ныне – дом № 12) в несколько, правда, измененном виде сохранился до наших дней.

4 мая он пишет жене: «Я остановился у Нащокина. Жена его очень мила. Он счастлив и потолстел. Мы, разумеется, друг другу очень обрадовались и целый вечер проболтали, Бог знает о чем».

Конечно же, Пушкин не знал, что это – его последнее посещение Москвы... У многих друзей побывал в тот свой приезд Александр Сергеевич. Навестил он своего свата – графа Толстого («Американца»), художника К. П. Брюллова. Часто виделся с замечательным актером С. М. Щепкиным, посещал знакомых литераторов и родственников, побывал у Баратынского...

29 мая Пушкин провел у Нащокина последний вечер. Он читал собравшимся там друзьям по рукописи свою драму «Русалка». И никто из присутствующих не подозревал, что это – их последняя встреча с гением. В двенадцать ночи Пушкин выехал из Москвы. Больше не суждено ему было сюда вернуться...

* * *

К тому времени положение Пушкина в обществе было чрезвычайно непростым. И причиной тому была его жена!

Наталии Николаевне оказывал слишком большое внимание не кто иной, как сам государь император Николай Первый. Судя по воспоминаниям современников, госпоже Пушкиной нравилось кокетничать с самодержцем, весьма известным ловеласом. Естественно, что Пушкина это крайне раздражало. Рассказов о любовных похождениях Николая Павловича сохранилось очень много. Есть, например, неодобрительные упоминания о «высочайших» романах и в дневнике Д. Фикельмон. Но, однако, никто еще ни в России, ни за границей, где многие, кстати, ненавидели царя-реакционера, не называют Николая Павловича нарушителем семейного счастья поэта.

Но вот с 1834 года Пушкин был вынужден терпеть новые, более странные и правдоподобные слухи о благосклонности его жены к двадцатидвухлетнему французу-эмигранту Жоржу Дантесу.