— Прошу учесть, — сказала она шутливо, ноневесело, — что я призналась во всем сама, по доброй воле. Сегодня утромвы хотели выведать у меня информацию, но я ничего не сказала вам. Сейчас, когдавы действительно нуждаетесь в моей дружбе, я пришла помочь вам. Я и есть тасамая китайская девушка, которая заходила к Джекобу Мандре.

— Зачем вы к нему заходили?

— Я хотела предупредить его.

— О чем?

— О том, что у него могут быть серьезные неприятности,если он не прекратит заниматься торговлей опиумом.

— Вы знали о том, что в этом деле он был главнойфигурой?

— Да.

— А отец ваш знал?

— Да.

— Вы узнали об этом от отца?

Она кивнула головой.

— Почему вы хотели предупредить Мандру? Вы знали его?

— Нет, не знала, но я знаю женщину, которую он любил.

Он ощутил на себе ее сверлящий взгляд и постаралсяприготовиться к тому, чтобы ни один мускул не дрогнул на его лице, когда онапроизнесет имя этой женщины. Он, однако, вдруг осознал всю тщетность своихусилий скрыться от этих пронзающих насквозь глаз, таких темных, что зрачоксовершенно слился с радужной оболочкой.

— Нет, Перворожденный, — сказала оназадумчиво, — это не художница.

— А кто это?

— Ее зовут Хуанита. Она танцовщица.

— И это из-за нее вы решили предупредить Мандру огрозящей ему опасности?

— Да.

— А почему вы не захотели, чтобы она сама предупредилаего?

— Потому что я не могла найти ее, а дело было оченьсрочным.

— Однако с предупреждением вы опоздали?

— Мой отец ничего не знал об убийстве, пока вы сегодняутром не сообщили ему об этом.

— Расскажите мне про свою встречу с Мандрой.

— Я сказала этому негру-телохранителю, что мне срочнонадо поговорить с его хозяином, что я подруга Хуаниты. Он впустил меня вквартиру.

— В котором часу это было?

Она неожиданно перешла на китайский, и он понял, что ответна этот вопрос по какой-то непонятной причине потребовал от нее такогоумственного напряжения, что речь ее на какое-то мгновение стала механическимотражением мыслительного процесса.

— Три часа после второго часа Быка, — сказала онана кантонском диалекте.

— Когда вы вышли из его квартиры?

— Я пробыла у него минут пятнадцать — двадцать.

— О чем вы разговаривали?

— Мандра показался мне умным человеком. Я говорила, онслушал. Он знал, кто я такая. Ему рассказывала обо мне Хуанита.

— Вы не могли бы отвести меня к Хуаните? Она никак неотреагировала на его вопрос.

— Когда Мандра разговаривал со мной, в руках у него был«слив-ган». Он спросил, не знаю ли я какого-нибудь китайского мастера, которыймог бы сделать копию с этого оружия так искусно, чтобы невозможно былораспознать подделку. Когда я взяла в руки «слив-ган», чтобы рассмотреть егопоближе, дверь в соседнюю комнату слегка приоткрылась от сквозняка. Мандраподошел к двери и закрыл ее, но я успела разглядеть, что там было.

— Что же там было?

— Там, в той комнате, на кушетке спала художница.

— Вы о ком говорите — об Альме или о Синтии?

— Я говорю о той, у которой карие глаза и вздернутыйносик, о той, с которой вы обедали в китайском ресторане «Голубой Дракон».Волосы у нее медного цвета, как облака на закате.

— Это была Синтия, — сказал Терри. —Продолжайте, пожалуйста.

— Мандра вежливо выслушал меня. Перед тем как я ушла,он обещал, что не будет больше заниматься торговлей опиумом. В нем было что-тотакое, что произвело на меня приятное впечатление. Он властный, непорядочный,жестокий, но он не лгал.

— Соу Ха, — сказал Терри, — мне очень нужноувидеть эту женщину, Хуаниту, и поговорить с ней.

В глазах ее мелькнуло что-то, и он понял, что его просьбабольно задела ее.

— Вы сделали бы для меня столько же, сколько делаететеперь для художницы? — спросила она.

Он приблизился к ней.

— Не исключено, Вышитое Сияние, что именно теперь длявас я делаю столько же, сколько и для нее. Она вопросительно подняла брови.

— Когда прокурор округа выслушает ваш рассказ, —пояснил Терри, — а рано или поздно он непременно его выслушает, он придетк выводу, что последними видели Мандру в живых два человека: американка икитаянка. Мандру убили китайским оружием.

— Вы хотите сказать, что Мандру убила либо художница,либо я?

— Я говорю лишь о том, к какому выводу может прийтипрокурор.

Лицо ее было совершенно непроницаемым. Без всякого выраженияона произнесла:

— А если бы это я убила Мандру и спасти художницу отобвинения в убийстве можно было бы лишь в том случае, если бы я сама явилась вполицию и призналась в совершенном мною преступлении… Вы попросили бы у меняэтой жертвы, Перворожденный?

Терри пристально посмотрел на нее.

— Ответьте же мне, — настойчиво потребовалаона. — Почему вы задаете этот вопрос?

— Мать ранит свою душу, чтобы спасти куклу своегоребенка, зная при этом, что спасает всего лишь игрушку, но игрушку, которуюлюбит ее дитя.

Пытаясь как-то смягчить это горькое замечание, онрассмеялся:

— Но я ведь не ребенок, вы не мать, а художница — некукла.

Не вымолвив ни слова, она подошла к зеркалу, поправилашляпку, достала из сумочки румяна, коснулась ими своих щек и затем кончикомпальца ловко накрасила губы. За все это время она так и не произнесла ни слова.Взглянув напоследок еще раз на себя в зеркало, она повернулась к Терри:

— Я готова.

Они отправились на машине Терри. Соу Ха указывала Терридорогу в лабиринте неотличимых друг от друга улиц, располагавшихся к северу ивостоку от Чайнатаун.

— Поверните направо и остановите машину у тротуара.

Терри крутанул руль, притормозил и остановился. Соу Хаоткрыла дверцу и выпрыгнула раньше, чем Терри успел выключить зажигание и фары.Когда он вышел из машины, Соу Ха властно взяла его под руку и сказала:

— Помните, вы мой друг, всего лишь друг.

Едва они преодолели два узких лестничных пролета, как вдругощутили острый запах чеснока и кислого вина, столь характерный для итальянскойи испанской кухни. Запахом этим, казалось, было пропитано все вокруг. Ониподнялись на второй этаж, повернули направо и оказались в тускло освещенномкоридоре. Квартира, на которую указала Соу Ха, располагалась в самом концекоридора. Они подошли к двери, и Соу Ха тихо постучала.