Песня показалась Рику грустной, созвучной его настроению и ожиданиям потери работы. Где-то недалеко разговаривали мужчина и женщина. Этот диалог то затихал, то становился громче и мешал слушать песню.

Вскоре Рик разобрался, что голоса доносятся из-за двери Моники.

«Наверное, в цене сойтись не могут», – подумал он, медленно поднимаясь по ступеням крыльца, но неожиданно у Моники в комнате раздался такой жуткий крик, что Рику на мгновение показалось, что над ним снова купол парашюта, а внизу пиластровое болото в Лайсоне, кишащее пятиметровыми гайганами.

Так могло кричать лишь живое существо, оказавшееся перед лицом смертельной угрозы, и Рик, даже не успев подумать, вышиб ногой соседскую дверь.

В полумраке, при свете ночника, он увидел лишь блеск лезвия и метнувшуюся в угол тень. Угроза качнула воздух, и Рик почувствовал, что его ноги слабеют. Вдруг яркая вспышка распорола темноту, по ушам ударил звук выстрела и кто-то врезался в стену рядом с ним.

На пол полетели полки, какая-то посуда, ложки-вилки. Рик ожидал новых выстрелов, но их не было.

– Моника… – позвал он осторожно. – Моника…

Затем нащупал на стене включатель и зажег свет.

В дальнем углу комнаты стояла неубранная большая кровать со смятыми пожелтевшими простынями. В углу справа от нее притулился небольшой столик и зеркало. Моника стояла между зеркалом и кроватью, все еще сжимая побелевшими пальцами одиннадцатимиллиметровый пистолет, который местные контрабандисты называли «китобоем».

На Монике была изодранная ночнушка, сквозь дыры в которой на теле виднелись порезы и ссадины. Распахнутыми от ужаса глазами она продолжала смотреть на тело своего мучителя и мелко вздрагивала.

Рик выглянул на улицу, затем прикрыл дверь и, подойдя к Монике, помог ей расцепить пальцы, чтобы забрать оружие. Затем проверил обойму – там оставалось три патрона, и Рик сунул пистолет под матрас.

В глаза ему бросилась валявшаяся на полу закопченная гильза, он поднял ее, понюхал и убрал в карман, затем подошел к телу и нагнулся, пытаясь определить, знаком ли ему этот человек.

Это был брюнет начавший седеть, не брившийся уже пару недель. Серая футболка, шорты цвета хаки, золотой перстень с фальшивым камешком, на одном предплечье наколота русалка, на другом – якорь.

Людей такого типа на острове встречалось множество.

– Ты его знаешь? – спросил Рик.

– Это Галгордо, сутенер с северного побережья.

– Зачем он приходил?

– Хотел, чтобы я на него работала. Он давно приставал, говорил, что покалечит…

– А сегодня дал последний шанс?

– Да.

– И много он требовал за свою «крышу»? – спросил Рик, рассматривая входное и выходное отверстия.

– Вообще он две трети забирает, но с меня обещал брать только половину. Говорил, что я хорошо работаю и ему этого будет достаточно…

– Жадность его подвела. Жадность и неустойчивый софт…

– Чего?

– Тебе нужно что-нибудь выпить.

– Да, – согласилась Моника. Она подобрала с пола оброненную шаль и, накинув ее на плечи, подошла к стоявшему на табурете маленькому холодильнику.

Рик заметил, что кухонного отделения в ее комнате нет, а вместо душевой, как в его комнате, в углу стоит таз и пара прикрытых крышками ведер.

Не видя, что именно она достала, Рик понял, что это сахелла.

– Тебе налить? – спросила Моника.

«Налей! Налей, тварь, чего спрашиваешь?!»

– Нет, спасибо, – ответил Рик, заглушая в себе голос разошедшейся сахеллы. Когда ее концентрация в венах падала, она позволяла себе лишнего.

Моника налила себе в чашку и выпила. По комнате поплыл горьковатый запах черной – самой лучшей сахеллы.

– Выпила?

– Да.

– Легче стало?

– Вроде…

– Тогда подойди сюда.

Моника подошла и встала рядом с Риком.

– Что это? Почему у него нет крови? – спросила она.

– Потому что она ему не нужна… Вот смотри…

Рик подцепил из выходного отверстия пару проводков и, потянув за них, вытащил обломок расколотой пулей платы.

Моника громко икнула и попятилась.

– Мне плохо, Рик… Что это значит?! Кто он?!

– Киборг.

– Киборг?! Это вроде Хорхе-робота?

– Не думаю. Хорхе просто старый хитрец, а это настоящая железка…

– Но, Рик… – Моника закрыла глаза и покачала головой. – Как робот мог быть сутенером? И потом – он бил меня, как самый настоящий мерзавец!

Рик не ответил. Он понимал, что рассказывать проститутке о техническом прогрессе бессмысленно.

– Мне нужно еще выпить, – сказал она и отошла, а Рик напрягся, зная, что сахелла снова подаст голос.

«Ну же, придурок, потребуй дозу для себя! Потребуй!»

– Может, тебе тоже налить?

«Налей, шлюха, налей побольше! Налей!»

– Нет, что-то совсем не хочется…

Моника сделал пару глотков из горлышка и вернулась к телу.

– Его нужно куда-то спрятать, правильно?

– Правильно..

– Ты поможешь мне?

– Помогу. Давай какое-нибудь полотно и веревку.

Спустя полчаса Рик и Моника уже волочили за веревку огромный тюк, направляясь в сторону берега. Самым трудным было пройти мимо ряда капироче, где могли оказаться люди, но на улице никого не оказалось, лишь слабая луна подсвечивала двум заговорщикам, когда они, рывок за рывком, перетаскивали тюк через очередное препятствие.

За пересечением замусоренного прохода между капироче с улочкой, которая так нравилась Рику своим уютным, обжитым видом, тюк пришлось волочить по узкой тропинке. Именно по ней он ежедневно ходил на работу, однако ночью все здесь выглядело совсем иначе.

В тени обрыва вздыхало море, пахло гниющими водорослями и черной глиной, а в кронах вишен и агав ссорились летучие мыши.

– Стой, – сказал Рик, когда ему показалось, что они добрались до нужного места. Здесь имелась подходящая брешь в аллее, а крутой, уходивший к морю склон не имел препятствий в виде кустов и террас из слоистого песчаника. К тому же возле стен прилепившихся друг к другу лачуг имелось достаточно обломков бетона с торчавшей из них арматурой – именно это требовалось Рику для выполнения задуманного.

– Придерживай, чтобы не укатился… – сказал он, передавая конец веревки Монике.

– Я раньше этому не верила… – сказал она.

– Чему?