— Вечно вы, Мария Сергеевна, все опошлите, — проворчал Кораблев. — Все так хорошо сходилось…

— Ладно, это детали. Скажите мне, что с делами?

Лешка понял, что я хотела сказать.

— Маш, — он покаянно склонил голову, — из-за меня тебя накажут. Ты ведь хотела дело возбудить, а я поддался на провокацию и постановление об отказе вынес от твоего имени. И шеф тоже — последние волосенки на себе рвет. Хочешь, я тебе буду отдавать свои премии?

— Хочу, — вздохнула я. — Ты мне расскажи, как сейчас дела обстоят?

— Городская возбудила дело по факту похищения жены Масловского…

— Без их заявления?

Лешка кивнул.

— И нам скинула. И в порядке наказания велела тебе им заниматься. А у меня разбой по ювелирному, создана бригада.

— А кто в бригаде?

— Ты и я.

— А оперативное сопровождение?

— Неофициальное — вон Леня…

— Что значит «неофициальное»?

— Ну, — Лешка помялся, — официально с нами ФСБ работает. А Ленька так, подсвечивает…

— А кто из ФСБ? Я их знаю?

— Царицына ты видела на месте происшествия. А еще Серега Крушенков. Он говорит, что тебя знает.

С Крушенковым я действительно сталкивалась несколько лет назад, когда расследовала дело в отношении лидеров «Русского братства» — натуральных фашистов, у которых даже символика напоминала недоделанную свастику. Они организовали тир, в котором отстреливали бомжей, отрезали у них уши в качестве трофея, мариновали эти уши в банках и очень собой гордились.

Совместную работу с Крушенковым я вспоминала с удовольствием, несмотря на то что в сотрудничестве с ФСБ были свои особенности. Правда, Крушенков был несколько нетипичным комитетчиком, позволял себе больше, чем его коллеги, затянутые в мундиры и лопающиеся от сознания собственной значительности. Был, например, один случай, когда другие сотрудники дома на Литейном косо на Сергея смотрели из-за его нехарактерного для Большого дома поведения. Мы тогда безуспешно пытались допросить в качестве свидетеля бывшего гражданина Советского Союза, а ныне — жителя Финляндии, который из вредности отказывался пользоваться своим родным русским языком и косил под иностранца, ломано доказывая, что ему требуется переводчик. В том же РУБОПе с этой проблемой справились бы в шесть секунд; сказали бы — ах, тебе переводчик нужен? Будет тебе переводчик, и тут же пришел бы собровец в маске и, поигрывая резиновой дубинкой, спросил бы — ну, кто здесь по-русски не понимает? А?! Сразу же все начинали понимать по-русски. Рафинированные чекисты же на такое пойти не могли и пребывали в растерянности, пока Крушенков не отвел «иностранца» к окошечку и, кивнув на занесенный снегом внутренний двор главка, тихо спросил: «А слово „расстрелять» ты понимаешь?..»

Сожрав подчистую все мои небогатые продовольственные запасы, встречающие удалились с сознанием выполненного долга. А мне предстояло позвонить маме и Хрюндику, прибраться после нашествия коллег, вымыть посуду, принять душ, выгладить юбку, которую я хотела надеть завтра, и собраться с мыслями. Вот это и оказалось самым трудным. Стоя под душем, я уже не верила в то, что еще сегодня утром дышала английским воздухом и наслаждалась общением с приятным мужчиной, которому безусловно нравилась. Все это уже в прошлом, в какой-то другой жизни. А в этой жизни — выговоры, пасквили в прессе, работа на износ, долги и отсутствие денег. И еще — Италия очень далеко.

Поставив будильник на полвосьмого утра, я долго ворочалась в постели и вспоминала про Пьетро. И чем ближе было утро, тем дальше казался мне мой итальянский кавалер; да, мне было очень хорошо с ним, но это отношения без будущего: где он, а где я… Зато здесь Сашка. Может быть, стоит попробовать возобновить наши отношения? Пожалуй, я позвоню ему завтра… Хотя завтра я не смогу. Закопаюсь в бумажки, будут неприятные разговоры, испортится настроение… Интересно, угнанную «шестерку» отдали владельцу или она стоит где-нибудь на штрафной стоянке? Пальцы оттуда хоть взяли? И микрочастицы оттуда не помешают. А если Асатуряна и девушку привез в магазин водитель, то куда, интересно, он делся? Не он ли, часом, расстрелял хозяина? На тряпочке-то из-под сиденья — оружейная смазка. Если это так, то мы имеем хотя бы приблизительные, но все же приметы, со слов человека, сдававшего похитителям комнату, и соседей.

Значит, в целом не так уж мало у нас: приметы, отпечатки пальцев… Тут я остановилась. Нет, приметы сработают в случае с похищением. Пальцы — вообще ни на что не сработают. В ювелирном магазине он следов пальцев не оставил. Кроме того, вопрос: если он принимал участие в похищении, почему его не забрали вместе с остальными? А если он просто отсутствовал, когда служба безопасности Масловского нашла похитителей, то почему Асатурян его не спрятал, а наоборот, разъезжал с ним по городу? Асатурян-то нам ничего уже не расскажет.

Ладно, начнем собирать дело по крупицам, по зернышку. В конце концов, я расследую похищение человека, а не разбой, в ювелирном. Вот похищение я и отработаю как следует. А на личную жизнь, как всегда, времени уже не останется.

Неприятных разговоров состоялось гораздо больше, чем даже я ожидала. Не считая шефа, двое зональных из городской, зампрокурора города, отдел кадров, несколько назойливых журналистов… Кончилось тем, что я сбежала из родной прокуратуры под благовидным предлогом обсудить план расследования с сотрудниками ФСБ.

Оба чекиста сидели в небольшом, но аккуратном кабинете, где, в отличие от милицейских и прокуратурских помещений, под столами не пылились пустые бутылки, маскирующиеся под изъятые с места происшествия вещдоки, на столах и подоконниках не валялись бумаги россыпью и пачками, и корзина для бумаг была девственно пуста.

Встретили они меня приветливо и сразу стали угощать чаем из красивого сервиза, а не как в милиции — из щербатых сосудов, употребляемых для всех видов жидкости, включая кофе, водку, суп и рассол. За чаем я им рассказала о своих соображениях по поводу возможности расстрела людей в магазине одним из похитителей жены Масловского.

— Ой, Маша, кривите душой, — хитро посмотрел на меня Царицын. — Как это он в магазине своих пальцев не оставил?

— Что вы имеете в виду? — Я уставилась на него, искренне не понимая.

— А гильзы?

— Что гильзы? — Вот тут я покраснела и мысленно обругала себя за это.

— Неужели специалисты Скотланд-Ярда не найдут на гильзах отпечатков? — продолжил Царицын.

Меня окатило волной ужаса. Ко всем моим неприятностям мне не хватало еще утраты вещдоков. Ведь просила Лешку сделать все в обстановке строгой секретности… А как говаривал старина Мюллер, — то, что знают двое, знает свинья.

— Да ладно, Мария Сергеевна, — Царицын подвинул мне конфетку, — не переживайте, никто вас не сдал. Это специфика нашей организации такая, мы должны все знать о людях, с которыми работаем. Чем мы можем помочь?