Под конец перевязки мне вдруг стало плохо. В глазах помутилось. Через пару минут я обливался потом и дрожал, как цыпленок. Желудок горел, колени подкашивались. После смерти Томеу некому было помочь мне. Спазмы становились все сильнее, меня гнуло и крутило. Может, тот шепот проклял меня? Может, я недостоин быть Стражем?

Я поспешил прочь с кладбища, не помню, как добрался домой. По пути меня несколько раз рвало, в глазах плыл туман. Я скрючился на полу, накрывшись горой одеял. Боль была невыносимой. Такой, что я мечтал о смерти.

Целый день я корчился и кричал, казалось, что кишки у меня завязываются в узел. Как одинок человек в такие минуты! Как беззащитен. Покинут. Почти все время я провел на унитазе. Меня вырвало раз десять, под конец уже выходила только желчь. Я уснул в уборной и там же проснулся на следующее утро. Я страшно ослаб, хотелось пить и есть, но боль и спазмы прошли. Я выжил. Я еще не понимал, что произошло, но был жив. Это потому что я нарушил покой индейских могил? Я знал, что место проклято, и ругал себя за то, что снова не послушался интуиции.

Страж Сна из меня был такой же никудышный, как и хранитель медальона. Я провалил обе миссии. Хотя это не мешало приспешникам старого ростовщика издалека следить за мной. Полито был прав: у Эммета в городе были тысячи глаз. Его соглядатаи никак не проявляли себя, просто удостоверялись, что я на месте и замечаю их. Они знали, что рано или поздно я не выдержу и вернусь к их хозяину за ответами на свои вопросы.

Иногда вечерами, играя напротив “Мажестика”, я видел на расстоянии тени псов Эммета. Им что, заняться было нечем? Я опускал взгляд, а когда снова поднимал, их уже не было. Призраки на службе у одержимого старика.

Может быть, Эммет думал, что я попался в его сети, но и он попался в мои. Он знал, где я, а я знал, где мой медальон. Вопрос заключался в том, кому раньше изменит терпение. Кто сделает следующий шаг? Полгода прошло с нашей первой встречи, и у меня в голове потихоньку вырисовывался план действий. Папа всегда говорил, что опыт – это начальное образование, умение извлекать урок из опыта – среднее, а готовность совершать новые ошибки – это уже университет.

Время от времени и тоже на расстоянии мелькал Полито. Он всегда появлялся после того, как исчезали соглядатаи Эммета. Как будто те присматривали за мной, а Полито – за ними. Сначала я думал, что они следят за мной по очереди, но вскоре убедился, что Полито их избегает и старается не попадаться им на глаза. Обычно он смешивался с толпой собиравшихся возле меня зевак, а если слушателей было мало, то караулил за углом, надвинув кепку почти на нос.

Думаю, ему нравилась моя музыка, но он никогда со мной не заговаривал. Наши отношения были далеки от идиллии: во время последней встречи я прижимал к его горлу нож. Его история с монашкой нас несколько сблизила, но не слишком. Думаю, мы оба вспоминали друг друга с неудовольствием.

Недели проходили, похожие одна на другую, как вдруг однажды вечером мне в кепку упали три монеты. Увидев одну из них, я глазам своим не поверил. Мой медальон! Подняв голову, я увидел гордую улыбку Полито. Не перебивая моей песни, он шепнул:

– На твоем месте я бы его спрятал. Они идут за тобой.

Полито тут же смешался с толпой зевак и стал отстукивать ногой ритм. Затем искоса глянул вправо, и, проследив за его взглядом, я увидел псов Эммета. Они были ближе, чем обычно, и беспокойно посматривали на меня, выжидая удобный момент. Наконец они подошли совсем близко и застыли за спинами слушателей. Не переставая играть, я лихорадочно соображал. Полито, похоже, тоже взвешивал варианты. Уже через песню двое верзил стояли почти вплотную ко мне. Полито куда-то пропал. Вдруг я услышал его голос, раздавшийся среди уличной суеты:

– Воры! Держи их! – Он указывал на шпионов Эммета.

Люди стали озираться и увидели на земле рядом с верзилами пару кошельков.

– Э, да это мой! – крикнул Кожаный Сапог, грубый тип, даже летом носивший черные кожаные сапоги. Еще у него были коричневые и темно-синие, но любимыми были черные.

– И мой! – воскликнул Тапочки, старичок, живший по соседству и спускавшийся на улицу с сигареткой, потому что жена запрещала курить дома. – Проклятые карманники!

– Сбегайте кто-нибудь за полицейским, – добавил Полито.

Бандиты остолбенели. Люди столпились вокруг и осыпали их ругательствами. Старик в тапках дал клюкой по шее тому, что повыше, и громила сжался, не понимая, кто его ударил. Когда свистки полицейского привлекли всеобщее внимание, Полито ухватил меня за плечо:

– Ты что, решил остаться?

Я схватил кепку с монетами и медальоном, и мы бегом пустились за ближайший угол. Сворачивая, я обернулся и увидел, что ребята Эммета гонятся за нами. Мне было не впервой убегать от псов.

– Сюда! – крикнул Полито.

Пробежав еще несколько метров – казалось, указания он выдумывает на ходу, – мы оказались в тупике. Я в панике озирался. Все повторялось!

– Ты опять обманул! – крикнул я Полито.

Он не удостоил меня ответом, пытаясь сдвинуть с места мусорный бак.

– Да помоги же, черт! – бросил он мне.

Как бы то ни было, вряд ли что-то могло быть хуже бездействия в ожидании громил. Мы оттолкнули контейнер, и я увидел небольшую пробоину в стене. Я с удивлением взглянул на Полито.

– Не все то, чем кажется! – улыбнулся он.

Мы заползли в нишу и задвинули контейнер. Вскоре послышался топот. Псы Эммета остановились совсем рядом.

– Где же они?

– Говорил я, не сюда.

– Да я точно видел!

– Старику расскажешь. Из-за тебя мы их упустили.

– Из-за меня? Мы оба знаем, кто виноват.

– Поли, чертов предатель… Доберусь – сверну ему шею.

– Старик не даст.

– Не даст, но в жизни бывают случайности.

– Сначала надо поймать маленького ублюдка.

Их гавканье постепенно удалялось. Наконец можно было вылезти.

– Как ты узнал про это место?

– Я его сам построил. Или разломал. Смотря как посмотреть.

Полито протянул руку. Я не ожидал столь дружеского жеста, но с благодарностью стиснул ее. Полито отпрянул, как от прокаженного:

– Ты что?

– То есть?

– Гони мои деньги. – Он снова протянул руку.

– Я думал, это за музыку. – Улыбаясь, я полез в карман, достал монеты, упавшие в кепку вместе с медальоном, и вернул ему.

– Играешь ты хорошо, но это не значит, что я буду дарить тебе деньги.

– Разумно… Да, спасибо за