– На службе я, по крайней мере, что-то значил. Был жизненно важной частью команды. Был нужен людям.

– Ты был нужен мне.

Он бросил на нее взгляд, проникавший в самую душу.

– С тобой я чувствовал себя посторонним.

Тук-тук-тук. Тишину в кабине нарушал только звук остывающего двигателя. Слабый запах машинного масла проникал в ноздри. Сердце Рииз медленно поднималось все выше и выше, пока не остановилось в горле, перекрыв воздух. Мейсон покачал головой. Движение едва заметное, тем весомее его значение.

– Твои родители… – Он не мог подобрать нужных слов.

На миг у нее блеснула надежда. Ну конечно, он смертельно ошибался в своих оценках. Ей необходимо, чтобы он ошибался. Рииз быстро втянула воздух.

– Ты же не станешь обвинять в наших проблемах моих родителей.

– Проблема в твоих отношениях с ними. Они радовались тому, что с тобой надо возиться, как с избалованной принцессой.

Сердце Рииз сжималось все больше и больше, пока не сделалось размером с изюминку. Кровь отхлынула от лица.

– Принцессой? – Она ненавидела это прозвище.

– Да перестань! – Не скрывая раздражения, он наконец повернулся к ней всем телом, одной рукой схватившись за руль, другую положив на спинку кресла за ее спиной, уперев колено в сиденье между ними. – Каждый раз, когда у нас возникала проблема, ты бежала к мамочке с папочкой. Ты никогда не обращалась ко мне. Что бы ни случилось, за помощью к родителям. И за деньгами, и за советом. Родители бросали деньги, и вуаля, дело сделано.

Даже моргая со скоростью света, Рииз не могла не заметить злости на его лице.

– Это неправда.

Ее слова прозвучали тихо, словно придавленные воспоминаниями десятилетней давности. Она складывала их одно за другим. Выросшая из обвинений стена оказалась такой высокой, что Рииз поняла: ей никогда не разрушить ее. Она вспомнила, как обращалась к отцу, когда сломалась посудомоечная машина. Вместо того чтобы починить ее, родители оплатили установку другой, новейшего образца, которая выглядела в их маленькой квартирке как седло на корове. Когда Зверю понадобилось поменять резину, она, не посоветовавшись с Мейсоном, позвонила родителям, те немедленно прислали новый внедорожник, напичканный новомодными гаджетами. Рииз никак не могла понять, почему Мейсон так ненавидел новенький сверкающий автомобиль. Она сочла это неблагодарностью. И высказала ему прямо в глаза. Ей казалось, она сглаживает острые углы. Облегчает им жизнь. Ей никогда не приходило в голову, что она все портит, ставит Мейсона в неравное положение. Заставляет его чувствовать себя третьим лишним.

– Ты не думала о том, что нужно дать мне возможность почувствовать себя нужным тебе, а не просить родственников решать проблемы. – Мейсон сильно вцепился руками в руль, у него побелели костяшки пальцев. Лицо сделалось мрачным. Он печально вздохнул. – Я понимаю, тебя так воспитали, Рииз. – Он уже не выглядел злым, скорее смирившимся. Рииз стало еще больнее. – Чертовски бесило, что из меня делают жалкого тупого недоумка, которому нельзя доверить даже мелкие дела, не говоря уже о больших.

– Господи, Мейсон!

Что это? Его версия или жестокая правда? Он наконец сказал ей, что происходило с ним, его слова вызвали боль, которую она даже не могла себе представить. Все прошедшие годы Рииз была уверена в том, что основная причина развода в нем. Его повадки доминантного самца и нежелание ничего обсуждать привели к фатальному разрыву. А значит, и вина на нем. Она была слишком зациклена на себе, чтобы видеть правду.

– Ты был нужен мне, – повторила Рииз, закрывая глаза.

Ее убивала мысль о том, что она сыграла такую большую роль в разрушении их брака. На глаза наворачивались слезы злости. На саму себя. Как она могла быть такой глупой. Больше всего злило, что они, похоже, до сих пор не могли выбраться из своего прошлого, не знали, как преодолеть собственные ошибки. Страх. Стыд. Боль. Как бы ей хотелось похоронить все это. Рииз повернулась к нему лицом, его манящий запах наполнил ноздри, вызывая боль от нахлынувших воспоминаний. Густые загнутые ресницы обрамляли светло-карие глаза, сверкавшие так ярко, что, казалось, могли спалить ее дотла. В невольном порыве Рииз протянула руку и схватила его рубашку вместе с армейским жетоном, сомкнув пальцы вокруг металлической пластины.

– Ты был нужен мне. – Видит бог, это единственное, что она знала наверняка. Отчаянно желая, чтобы Мейсон понял ее, Рииз притянула его к себе. – Ты был нужен мне. – Она смотрела ему в глаза, надеясь хотя бы так доказать ему свою искренность. – До сих пор нужен. – И накрыла его губы своими.

Наслаждение оттого, что он снова целует Рииз, было таким огромным, что Мейсон с трудом удержался, чтобы не застонать. Он проклинал свою слабость. Задержал дыхание и схватил ее за плечи со смутной мыслью оттолкнуть. Но вместо этого он еще несколько секунд наслаждался ее близостью, стараясь впитать как можно полнее. На краткий миг его охватила нерешительность. Он мог с гордостью оттолкнуть ее. Дать волю старым обидам, цепляясь за былую злость. Самый безопасный вариант. Рииз сильнее потянула к себе его жетон, язык Мейсона скользнул к ней в рот, пульс опасно участился. Между пьянящими, гипнотическими поцелуями Рииз спросила:

– Почему ты уехал?

Мейсон обнял Рииз и, прижимая к себе мягкие выпуклости грудей, повторил слова, которые твердил самому себе, когда садился в машину:

– Пришло время уехать.

Это звучало довольно смешно, учитывая, что в данный момент он крепко обнимал ее. Она не смогла бы вырваться, даже если бы захотела. Правда, похоже, не хотела. Ее губы коснулись его шеи.

– А мне показалось, мы только начали, – произнесла она срывающимся голосом и впилась зубами в его пульсирующую вену, будто хотела оставить свою печать.

Желание вспыхнуло с такой силой, что рука Мейсона, лежавшая у нее на спине, невольно сжалась в кулак, захватив ткань блузки. Он разрывался между желанием и необходимостью оттолкнуть. Между инстинктом самосохранения и неудержимым стремлением любить эту женщину, единственную женщину, с которой у него возникало чувство, что все должно быть именно так. Мейсон прижимал к себе свою пленницу, целуя в губы, и силился разрешить конфликт, бушевавший в его сознании.

– Только что начали? – выдохнул он, захватив ртом нижнюю губу ее манящего рта. – Мы постоянно трахались до умопомрачения, когда были женаты. – Он, казалось, не заботился о том, что его слова звучали грубо. – Но, черт возьми, это ничему не помогло. Неужели ты думаешь, если мы снова займемся любовью, все станет о’кей? – Эти слова он адресовал и себе, и Рииз. Но черт! Вопрос глупый. Он сейчас чувствовал себя гораздо лучше, чем просто о’кей. Потрясающе. Он чувствовал себя живым. Живым, как никогда. Особенно с тех пор, как тот проклятый взрыв отнял у него полжизни. И все же… – Секс ничего не решает.

– Конечно нет.

Он отчаянно пытался насытиться ею. Его язык заблудился в мягком тепле ее рта. Руки Рииз, скользнув по его плечам, опустились ниже и гладили ангельские крылья, будто хотели излечить его. Время не смогло разрешить их проблем. Наоборот. Стало только хуже. Теперь они с горечью могли утверждать, что не только страсти, но и любви иногда бывает недостаточно. К тому же от Мейсона осталась лишь часть того, прежнего. Будто специально желая напомнить ему об этом, Рииз задрала юбку и, закидывая ногу ему на колени, зацепила маленькую записную книжку, лежавшую в переднем кармане рубашки. Та вывалилась и упала на сиденье рядом с ними, открывшись как раз на странице записей, сделанных им за день. Книжка стала необходимой частью его жизни. Товарищем, без которого не обойтись. И напоминанием о его несостоятельности. Теперь Мейсон не мог самостоятельно ориентироваться в своей жалкой жизни. Он нахмурился и выпустил ее блузку. Но Рииз, неверно истолковав его сигнал, сняла ее и отбросила в сторону. Подвинулась ближе. Ее глаза потемнели, ноги обхватили его бедра. Когда она прижалась к выпуклости у него между ног, Мейсон подумал, что сейчас умрет.